Возвращение чувств. Машина
Шрифт:
Я даже не уверена, смогу ли я теперь вообще их испытывать! Ведь я теперь не женщина и не мужчина – а так, нечто… Непонятное. Автомат для мести.
Машина – убийца.
Смертоносная, как сталь. Я не хотела, чтобы так получилось. Хотя… Нет, хотела.
И вот, так и получилось… И сейчас у меня нет ни сомнений, ни угрызений совести по поводу сделанного, – она повела рукой в сторону виконта, – Только холод и пустота…
Вновь мучительная пауза. Отвернувшись, она произнесла, сдержав слёзы:
– Не знаю, поймёшь ли
Он мучительно размышлял. Затем складки на его лице разгладились:
– Сударыня! Умоляю вас, не считайте себя как-то связанной моими чувствами!
Поступайте только так, как считаете нужным, и забудьте о том, в чём я только что признался! Да и в любом случае, человек в моём положении и возрасте, честно говоря, и не рассчитывает на взаимность такой молодой и знатной дамы! Признаюсь честно: мне нравится любить вас, но…
Вздумай вы действительно ответить мне взаимностью, я просто не знал бы, что и делать!
Поэтому давайте просто оставим всё, как было до того, как вы вытащили из меня это признание… По-моему, так будет лучше для всех!
– Ах, Пьер!.. Ты самый умный и галантный мужчина из всех, что я встречала! – чувство глубокого облегчения охватило её. Действительно, его реализм и рассудительность позволяли избежать больших проблем в их сплочённом отряде, где они чувствовали себя просто семьёй – дороже и ближе людей у неё сейчас и не было!
От избытка нахлынувших чувств – благодарности, облегчения, да и, наконец, радости, что они перехитрили и избавились от коварнейшего врага, – она бросилась ему на грудь, рыдая, но успев пробормотать:
– Спасибо!
– Ну что вы, сударыня! А если вам ещё что понадобится – ну, там, перестрелять половину Парижского гарнизона, или, скажем, спуститься в пекло… Вы не стесняйтесь, говорите – и мы всё сделаем! Главное – руководите нами!
– Спасибо! Вы оба у меня просто из чистого золота! – теперь она и рыдала и смеялась одновременно. Пьер же нежно, по-отечески, поглаживал её по голове, где в это время рассудок никак не мог прийти к соглашению с бурей эмоций – таких непривычных…
Но и таких – мучительно-приятных!
37
Пока она не выплакалась, Пьер продолжал бережно и нежно обнимать её.
Пожалуй, всё же больше он любил её как дочь – недаром же он знал её ещё с пелёнок… Но теперь она уже взрослая девочка. Нужно закончить начатое.
Нервная разрядка длилась не больше двух минут.
Утерев слёзы тыльной стороной здоровой руки, она мягко, действительно по-кошачьи, выскользнула из его объятий. Улыбнулась. Вздохнула. Завернулась в простыню.
– Тебе пора убрать эту лестницу. Да и окошко надо закрыть. Я замёрзла. –
– Да, ваша правда. Сейчас я вылезу и всё уберу. А как быть с… этим? – он кивнул в сторону трупа.
– Пусть полежит. А ты пока достань лопату. Лучше всего, конечно, в деревне, подальше отсюда. Часа в три мы с Марией спустим его из окна, а потом поможем тебе положить его на лошадь. Лошадь потом нужно будет расседлать и отпустить. Его же, и все его вещи надо будет отвезти подальше и закопать поглубже. Найти его ни в коем случае не должны.
– Хорошо. Часа за три-четыре я как раз успею достать лопату, и выкопать достаточно большую яму. Но не хотите ли вы сказать, что всё это время пробудете с ним?
– Но ведь он же уже не кусается?! Не возмущайся – опять пошутила… Нет, конечно. Мы сделаем всё, что надо, и уйдём к себе. Как будешь готов, кинешь камушек в окно.
А сейчас убери лестницу и закрой окно. За Марией я схожу сама. Ну, удачи тебе!
– И вам – счастливо оставаться! – пару секунд смущённо поколебавшись, Пьер кивнул ей и осторожно вылез в окно, прикрыв его за собой.
Теперь она смогла встать и хотя бы накинуть на себя платье. Порывшись в одежде виконта, она достала из его кармана ключ, и отперла замок и задвижку. Свеча, зажжённая предусмотрительным Джоном ещё до того, как они сели ужинать внизу, лишний раз напомнила ей, как хорошо он всё продумал.
Ну, ничего. Не зарекайся, что хитёр – встретишь более хитрого… Как говорилось в одной детской сказке. Сожаления при взгляде на то, что осталось от галантного кавалера, она действительно не испытывала. Стыда – тем более.
Вид мёртвого виконта не шокировал Марию – ведь чего-то подобного они и ожидали, и оговорили даже, как избавиться от трупа. Однако в первую очередь Марии пришлось помочь ей с платьем – зашнуровать его самой Катарине было несподручно.
Потом они занялись злополучным совратителем. Забинтовали на всякий случай раны в груди, чтобы они не кровоточили после того, как Катарина выдернула стрелу. Одели, пока трупное окоченение не сковало члены, одежду, обратно на её хозяина. Уложили его в такой позе, чтобы удобно было позже погрузить его на лошадь – конечно, не сидя, а лёжа, вроде согнутого мешка.
Крови, к счастью, вытекло мало, и с ней они справились быстро, затерев и замыв все потёки. Перевязали ещё раз её рану, уже наложив незаменимого бальзама братьев-отшельников. Грязные тряпки с руки и от приборки Мария выбросила в отхожее место. После этого они занялись багажом виконта.
В одежде, которую обыскали ранее, ничего не нашли. Перешли к его маленькой седельной сумке. Мешочек, плотно набитый золотом, очень порадовал Катарину. Завязав его обратно, она оценивающе подбросила его на руке – здесь было больше, чем у неё осталось.