Возвращение доктора Фу Манчи
Шрифт:
— Антиквариат?
Наш гость, чья физиономия излучала удовлетворение, которое он по привычке тщетно пытался скрыть, кивнул и взял трость в руки.
— Ее сделали австралийские аборигены, доктор, — отвечал он, — а подарил мне один клиент. А вы думали, она индийская? Почему-то все так думают. Но это не просто трость. Это талисман.
— В самом деле?
— Клянусь. Прежний хозяин приписывал ему магическую силу. По-моему, он предполагал, что это один из упомянутых в Библии посохов…
— Хм, посох Арона? — высказал предположение Смит, бросив беглый
— Что-то в этом роде, — молвил Слаттен уже стоя и, по-видимому, собираясь нас покинуть.
— Мы будем ждать вашего звонка, — сказал на прощанье мой друг.
— Я позвоню завтра, — был ответ.
Смит вернулся в свое плетеное кресло. Слаттен откланялся и направился к двери. Я позвонил горничной, чтобы она его проводила.
— Если принять во внимание важность его предложения, — заметил я, когда дверь захлопнулась, — вы не очень-то были любезны с нашим гостем.
— Я не собираюсь поддерживать с ним какие бы то ни было отношения, — отвечал мой друг. — Однако в борьбе с Фу Манчи все средства хороши. У этого Слаттена — паршивая репутация… Даже для частного сыщика она слишком паршивая. Он ничем не лучше самого банального шантажиста…
— Как вы это узнали?
— Очень просто. Я позвонил своему другу Веймауту в Скотланд-Ярд, и он посмотрел его досье.
— Зачем?
— Я понял, что Слаттен проявляет слишком уж живой интерес к нашему делу. С другой стороны, несомненно, что у него есть какая-то связь с нашими китайцами. Удивляет меня только одно…
— Вы что же, думаете…
— Да-да, Петри, еще как думаю. Нет такой низости, до которой этот человек не мог бы опуститься.
Нет никакого сомнения, Слаттен знал, что этот сухощавый и остроглазый британский инспектор для розыска зловредного китайца наделен исключительными полномочиями. Степень общественной опасности, которая проистекает от этого китайца, столь велика, что даже мы не отдаем себе отчета в ее истинных масштабах. И, прекрасно понимая все это своим безошибочным семитским инстинктом, он тем не менее решил превратить все это в Эльдорадо собственного пользования. Получать и тут, и там.
— Вы думаете, он может опуститься до того, чтобы стать агентом Фу Манчи? — спросил я, совершенно ошеломленный.
— Не думаю — знаю! Если Фу Манчи хорошо ему заплатит, он будет ему служить так же, как и любому другому. Досье этого человека — как грязная простыня. Слаттен, конечно же, вымышленное имя. На самом деле фамилия его Пипли, лейтенант нью-йоркской полиции, был уволен за какие-то сомнительные махинации в Китайском квартале.
— Китайском?
— Да, Петри. Поначалу я тоже удивился совпадению. Несомненно одно: он умный мошенник.
— Так что же, будем ждать его звонка?
— Конечно, но я не собираюсь ждать до завтра.
— То есть?
— Я предлагаю нанести неофициальный визит мистеру Абелу Слаттену сегодня же ночью.
— В его контору?
— Зачем? К нему домой. Если, как я подозреваю, он хочет заманить нас в ловушку, то обязательно поторопится нынешней же ночью отрапортовать о своих успехах хозяину.
— Тогда
Найланд Смит встал и скинул свою поношенную охотничью куртку.
— Его уже выслеживают, — ответил Смит со своей характерной, но редкой улыбкой. — Два парня из Си-Ай-Ди наблюдают за домом круглосуточно.
Такие сюрпризы были очень характерны для методов моего друга.
— Кстати, — заметил я, — вы утром были у Элтема. Насколько я знаю, его скоро выпишут. Где же ему…
— Не бойтесь за него, Петри, — перебил Смит. — Его жизни больше не грозит опасность.
— Не грозит? — Я вытаращил глаза.
— Вчера он получил письмо, написанное по-китайски, на китайской бумаге, запечатанное в обыкновенном почтовом конверте с лондонской маркой.
— Ну и что?
— Насколько я могу перевести с китайского на английский, написано там примерно следующее: «Несмотря на ваши усилия сохранить инкогнито своего корреспондента в Китае, мы его рассекретили. Он действительно оказался мандарином, но из презрения к предателю я не хочу называть его имя. Четыре дня назад мы его казнили. Кланяюсь вам и желаю скорейшего выздоровления. Фу Манчи».
— Фу Манчи?! Наверняка это его новая ловушка.
— Напротив, Петри. Фу Манчи неискренне никогда не писал бы по-китайски. К тому же, чтобы разрешить сомнения, я послал запрос и получил вот такой ответ сегодня утром: мандарин Ен Сун Ят был убит в своем саду в Наньяне на прошлой неделе. Такая вот телеграмма…
ГЛАВА VIII
ДОКТОР ФУ МАНЧИ НАНОСИТ УДАР
Плечом к плечу мы спустились по одной из улиц лондонских предместий и остановились перед одним из небольших коттеджей в палисаднике, где буйно разросшиеся кусты лавра и акации лучше всяких табличек говорили: «Сдается или продается».
Смит, бросив быстрый взгляд налево-направо, толкнул деревянную калитку и повел меня по гравиевой дорожке. Темнота казалась непроницаемой, так как ближайший уличный фонарь остался в двадцати ярдах за спиной.
Из зарослей раздался свист.
— Картер? — позвал Смит.
Перед нами выросла тень, и я едва-едва смог различить форму полицейского.
— Ну? — бросил Смит.
— Сэр, мистер Слаттен вернулся десять минут назад, — рапортовал без запинки констебль. — Он прибыл в кэбе, который затем отпустил…
— Так он все еще дома?
— Через несколько минут после его возвращения к дому подъехал другой кэб. Из него вышла леди.
— Леди?!
— Та самая, сэр, которая бывала у него и раньше.
— Смит, — прошептал я, дернув его за рукав, — а это не…
Он слегка повернулся ко мне и кивнул. Сердце мое учащенно забилось. В этот момент мне стало ясно, как Слаттен ведет свою игру. В борьбе против шайки китайских убийц два года назад у нас был агент в лагере противника — Карамани, эта прекрасная рабыня, одно присутствие которой в событиях придавало нашей грязной возне колорит «Тысячи и одной ночи». Тогда я самонадеянно думал, что душа Карамани — эта загадочная восточная душа! — раскрыта для меня.