Возвращение домой.Том 1
Шрифт:
— Тогда не пойдем туда.
Вместо этого они нашли защищенное от ветра место за громадным валуном, пожелтевшим от лишайника и очитка. Лавди устроилась на толстой подстилке дерна, подтянула к себе колени и обхватила их руками, чтобы удержать тепло. Гас прилег возле нее, вытянув ноги и опершись на локти.
— Здесь лучше, — сказала она. — Моря нам не видно, зато мы его слышим и, по крайней мере, не промокнем. — Она закрыла глаза и повернула лицо к солнцу. После короткой паузы добавила: — Гораздо лучше. Мне уже теплее. Жалко, что мы не взяли чего-нибудь перекусить.
— Я,
— А я голодна. Постоянно. Как и Афина. Она небось уже а пути. Едет домой — из-за тети Лавинии. Она была в Шотландии. Вы ведь из Шотландии, верно?
— Да,
— И где вы там живете?
— В Дисайде, графство Абердиншир,
— Около королевского замка Балморал на реке Ди?
— Не совсем около.
— Там близко море?
— Нет. Там только река,
— А реки не сравнишь с морем, правда?
— Да, ничего похожего.
Лавди замолчала, задумалась о своем, уткнувшись подбородком в колени.
— Вряд ли я бы смогла жить вдали от моря,
— Это не так страшно.
— Это хуже, чем страшно, — это пытка. Он улыбнулся:
— Неужели?
— Да, Я знаю по себе: когда мне было двенадцать, меня отправили в закрытую школу в Хэмпшире, и я чуть с ума не сошла. Все там было не так. Я чувствовала себя точно на другой планете. Все казалось чужим: дома, живые изгороди, даже небо. Оно как будто давило на меня своей тяжестью. Меня мучили ужасные головные боли. Наверно, я бы умерла, если бы осталась там.
— Но вы не остались?
— Нет. Я продержалась полтрнместра, а потом уехала домой. Убрала. И с тех пор училась здесь.
— В здешней школе? — Да, в Пензансе.
— А сейчас?
— Я закончила школу.
— И что теперь?
— Бог его знает, — пожала она плечами, — Афина после школы поехала в Швейцарию, Я бы тоже могла. А с другой стороны, если начнется война, я уже не смогу.
— Понимаю… Сколько вам лет?
— Семнадцать.
— Вы еще молоды для призыва.
— Какого призыва?
— Призыва на войну, на службу для штатских. Работа на производстве оружия, военного снаряжения…
Лавди была в ужасе.
— Я не собираюсь стоять у конвейера и делать пули! Если я не поеду в Швейцарию, то никуда не уеду отсюда. Случись война, так и здесь будет очень трудно не растерять мужества и держаться твердо. Тут, в Нанчерроу. А разве смогу я держаться твердо в Бирмингеме, в Ливерпуле или в Лондоне? Да я с ума сойду.
— Может быть, вам так только кажется, — успокаивал ее Гас, уже жалея, что вообще завел об этом речь.
С минуту она предавалась печальным мыслям, потом спросила:
— Как вы думаете, будет все-таки война?
— По всей вероятности.
— И что будет с вами?
— Меня призовут.
— Сразу же?
— Да. Я солдат территориальной армии. «Гордонские горцы» [62] , это наш местный полк . Я записался туда в тридцать восьмом году, после того как Гитлер вступил в Чехословакию.
— Что значит — территориальная армия?
— Это армейские резервные части, их набирают из добровольцев,
62
Гордон — округ на северо-востоке Шотландии, графство Абердиншир. «Горцы» — шотландские подразделения вооруженных сил Великобритании.
— Вас обучили?
— В известной мере. Каждое лето я проводил по две недели в учебном лагере территориальной армии. Теперь умею стрелять из винтовки.
— Немцы тоже умеют.
— Да. В том-то вся и штука.
— Эдвард будет летчиком ВВС.
— Я знаю. Можно сказать, что мы оба разглядели во всем происходящем зловещие предзнаменования.
— Как же Кембридж?
— Если беда нагрянет, мы туда уже не вернемся. С выпускными экзаменами придется подождать.
— До конца войны?
— По всей видимости.
— Какая обидная трата времени! — вздохнула Лавди и после недолгого раздумья поинтересовалась: — Неужели все в Кембридже разделяют ваши с Эдвардом чувства?
— Нет, конечно. В студенческой среде встречаются самые разные политические настроения. Есть и такие крайне «левые», которым осталось только шаг шагнуть, чтобы превратиться в ярых коммунистов. Самые смелые из них уже сражаются в Испании.
— Какие храбрецы!
— Да, храбрецы. Не очень много здравого смысла, но потрясающая храбрость. Другие полагают, что все спасение — в пацифизме. А есть и настоящие страусы, которые прячут головы в песок и ведут себя так, словно ничего скверного не может произойти в принципе. —Он неожиданно рассмеялся, вспомнив о чем-то. — Есть у нас совершенно невозможный парень по имени Перегрин Хейзлхёрст…
— Не верю. Таких имен и фамилий просто на свете не бывает!
— Клянусь, его правда так зовут! Частенько, когда ему нечем заняться, он отыскивает меня и великодушно позволяет мне угостить его выпивкой. Все, что он говорит, банально до крайности, а стоит поднять серьезный вопрос, как он поражает беспечностью, доходящей просто до безумия. Как будто новая война не важнее матча по крикету или игры в «пятерки» в Итоне [63] , где Перегрин маялся в отрочестве.
63
Итонский колледж (в г. Итон), одна из самых престижных закрытых частных школ в Англии. «Пятерки» — вид игры в мяч.
— Может быть, он просто притворяется. А в душе так же полон дурных предчувствий и страхов, как и все мы.
— Вы имеете в виду истинно английское хладнокровие? Каменное лицо вопреки всему? Сдержанность, что бы ни случилось?
— Не знаю. Вероятно.
— Меня эти характеристики выводят из себя. Мне тут же вспоминается Питер Пэн, размахивающий своим маленьким мечом и готовый сразиться с Капитаном Хуком.
— Я ненавидела Питера Пэна, — заявила Лавди, — просто не выносила эту книгу.