Возвращение домой

Уокер Люси

— Не представляю, как они получаются у тебя такими сочными, — заметила Пенни.

— Я сам выбираю мясо, — объяснил Джон. — Когда я вхожу, мясник тут же уступает мне место у колоды.

За стейком настал черед фруктов со сливками, а потом кофе.

Пенни пила кофе, слушая, как мужчины обсуждают хозяйственные дела. Ей было уютно и тепло; тело охватила приятная усталость. Хорошо бы не возвращаться домой. Ее дом здесь, в Стоунвилле.

Пенни вспомнила, как когда-то, совсем еще маленькой девочкой, она заблудилась. Доктор Дин нашел ее у речки и посадил

на лошадь впереди себя.

— Поедем домой, милая, — сказал он. — Попьем с тобой чаю.

Пенни сидела в этой же комнате с доктором Дином и пила чай, как взрослая. А потом он сказал:

— Ну вот, а теперь, малышка, мы отвезем тебя в твой дом.

Мистер Бартлетт прервал ее воспоминания, сказав, что пора возвращаться.

— Мы бы с удовольствием остались еще поболтать, но сегодня наработались…

Джон распорядился, чтобы привели их лошадей, и немного проводил их.

Стало совершенно темно. На небе сияла луна, заливавшая луга серебряным светом. Кроме звуков, доносившихся из Стоунвилла, необъятную, бесконечную австралийскую ночь заполнила тишина.

— Ну, Пенни, как ты теперь относишься к тому, что в Бинду есть экономка? — обратился он к дочери, открывая ворота в поместье.

— Замечательно, пап. Ты выиграл. Что будем делать завтра?

— Завтра… нужно доделывать навесы, — неохотно отозвался он. — Работа чересчур грязная. Но ты можешь привезти нам ленч.

— Нет, лучше я займусь огородом. В конце концов, нечестно каждый день оставлять мисс Диттон одну.

Они подъехали к дому, и мистер Бартлетт заявил, что сам расседлает обеих лошадей.

— Иди в дом. В следующий раз расседлаешь ты.

Входная дверь была распахнута, в холле горел свет. Пахло спиртом… или чем-то вроде лака… Интересно, чем занималась мисс Диттон? В этот миг та вышла из маленькой гостиной, где Пенни держала свои альбомы с газетными вырезками.

— Как прошел день? — спросила экономка.

Пенни обратила внимание, что, несмотря на оживленное, даже энергичное выражение лица мисс Диттон… голос ее звучал монотонно и невыразительно.

— Прекрасно, — ответила Пенни. — Надеюсь, вам не было одиноко.

— Нет, нет. Мне некогда было скучать. Я провела такой день… можно сказать, занималась генеральной уборкой…

— Не настолько уж наш дом запущен, — неуверенно проговорила Пенни.

— Нет, не сам дом. Мебель. Ты даже представить себе не можешь, какая огромная разница между тем, что было и что стало. Я сняла все слои лака вот с этого шкафчика… и покрыла лаком заново.

Пенни с восхищением взглянула на шкафчик.

— Выглядит замечательно. Но это очень тяжело.

— Это ерунда. Ты еще не видела гарнитур из кедра.

У Пенни оборвалось сердце.

— Гарнитур из кедра?

— Да, который, как ты сказала, прежде стоял в угловой комнате. Гарнитур твоей мамы. Это такая красивая мебель. И очень ценная. Нельзя позволять ей пылиться…

Пенни с трудом выдавила улыбку.

Конечно, мисс Диттон действовала из добрых побуждений. И конечно, она права. Эта мебель требует ухода. Вот только как

сказать мисс Диттон, что она неприкосновенна? Никто не смел ее касаться. Так хотел отец.

— Идем, сама увидишь, — позвала ее мисс Диттон.

— Да, пойдемте.

Пенни внезапно ощутила, что ноги ее не слушаются, и с трудом сдвинулась с места.

— Сегодня я поужинала пораньше, — рассказывала мисс Диттон. — И снова взяла посмотреть твои альбомы с вырезками. Ты ведь не возражаешь? — Не дожидаясь ответа, она продолжала: — Меня очень заинтересовала ранняя история этих мест… и трех семейств. Я прочитала абсолютно все.

Они подошли к задней комнате, и мисс Диттон с гордостью распахнула дверь.

Вся комната, служившая складом неиспользованных вещей, была прибрана и вымыта. Гарнитур из кедра был великолепно отполирован и сверкал при свете электрической лампочки. Пенни печально смотрела на него. Как он был красив!

— Видишь? — заговорила мисс Диттон. — Нельзя из-за переживаний забросить такую великолепную мебель. Я знаю, сначала тебе будет больно, но потом ты сама будешь рада.

— Потом? — повторила Пенни, возвращаясь к действительности и переводя взгляд на мисс Диттон. — Нет, мисс Диттон, не может быть никакого «потом». Вы помогли восстановить воистину ценную мебель. Обещаю содержать ее без пыли и сохранить полировку. Но я должна взять с вас слово не рассказывать папе…

— Перестань. — Мисс Диттон подошла к туалетному столику и начала выдвигать и задвигать средний ящичек, словно демонстрируя, как свободно он ходит. — Мистер Бартлетт человек практического склада ума…

— Но только не в отношении этого гарнитура, — прервала ее Пенни. — Пожалуйста, поверьте мне. Мы с вами будем знать, что отныне он не останется заброшенным, но никому об этом не скажем. Большое вам спасибо…

— Этот комод на аукционе в Сиднее можно продать за сто пятьдесят фунтов стерлингов. Ты даже не представляешь, каким спросом пользуется мебель из кедра…

Взгляд Пенни метнулся к комоду.

— Здесь лежат мамины коллекции. Папа никогда ничего не трогал…

— Дорогая, незачем беспокоиться. Я все оставила внутри, как и было. Чистила я только снаружи.

Пенни подошла к комоду, приоткрыла верхний левый ящик, где хранилась материнская коллекция бус, безделушек и всяких диковинок, и едва удержала вздох облегчения. Затем девушка выдвинула правый ящик… тот, где письма, которые никогда не выбрасывались, всегда лежали кипой — в том положении, как мама их туда бросила.

Пенни ахнула.

Вместо груды лежащих вперемежку писем она увидела аккуратно связанные пачки.

Мисс Диттон через всю комнату прошла к Пенни.

— А, это… — проговорила она. — Когда-нибудь они тебе пригодятся для твоих альбомов. Я их рассортировала для тебя. Здесь девять пачек… как видишь. В толстой — всякая всячина. Остальные разложены по адресам на конвертах. Похоже, твоя мама переписывалась с восьмерыми. Конечно, в этом, — она взяла в руку тоненькую пачку, — почти ничего нет. Видимо, переписка только начиналась.