Возвращение домой
Шрифт:
— Хозяйничаешь? — спросил саркастически, задерживаясь у кастрюли рагу. Сглотнул слюну.
Пришлось прятать улыбку.
— По поводу питания, — сказала, прожевав. — Ты не против, если я буду готовить?
Марк снял пробу.
— Неплохо. Что еще ты умеешь?
«Печь твой любимый торт», — подумала тоскливо, припоминая, сколько усилий было когда-то потрачено на приготовление идеального чизкейка, и как я ненавидела его за аллергию на орехи, из-за которой традиционной блюдо — пекан — отпадало.
— Так, по мелочи. Мне несложно увеличить порции, если ты
Он даже есть перестал.
— Ты не будешь тратить свои деньги, пока живешь в моем доме, — приказал бескомпромиссно. — Я дам тебе электронный адрес внешнего поставщика — если захочешь экзотики, — местные направляют чеки сразу в банк.
— Хорошо, — согласилась легко. — Просить записать на твой счет?
Он кивнул, расслабившись, когда я не стала спорить. Проглотил первую булку, взялся за вторую. Я вспомнила рельефный пресс и поднялась за третьей: ему не повредит.
— Что с ногами?
Рефлекторно шевельнула пальцами — единственной не забинтованной частью стопы.
— Поранилась, — ограничилась кратким. — Заживет.
Лукас задерживался. Я нервно постукивала мыском кроссовка, отсчитывая минуты. На десятой он, наконец, показался. Руки в карманах и проскользнувшая в походке хромота поведали больше, чем упрямое молчание и вызывающе приподнятый подбородок.
Беззвучную игру в гляделки прервал взрыв смеха от компании подростков у крыльца; обращенные к нам лица намекали, о ком шла речь. Лукас набычился. Ненавязчиво заслонила гогочущую молодежь.
— Альфа ждет, — сказала ровно, с предостережением.
Юмористы притихли. Я пропустила Лукаса вперед и стойко держалась до крайней улицы. Тогда спросила:
— Что с руками?
— Царапины, — буркнул. Поразмыслив, добавил: — Я упал. Коленки тоже разбил.
— Сам упал или помогли?
— Сам, — соврал, стиснув зубы.
Я заколебалась, ругать за явную ложь или принять обман. Эгоистичное желание контролировать всех и вся скандировало громкие лозунги: «Ты имеешь право знать!», «Ты должна защитить ребенка!». Здравый смысл робко подсовывал диагноз — гиперопека. Не понаслышке знакомая с приемами психологического давления, на корню обрубила себялюбивый голос. Лукас взрослый мальчик, сам способен разобраться с обидчиками. Если же ситуация потребует моего вмешательства, скажет прямо.
Дом принял в благословенно пустые объятия. Я включила духовку, чтобы подогреть булочки, и зашла в ванную комнату с пакетом необходимых медикаментов. Лукас мыл руки, прикусив губу; ссадины кровили.
— Помочь?
Покачал головой, смаргивая слезы.
— Я справлюсь.
Повязку на ладони наложил криво, свою порцию держал аккуратно, чтобы не обляпаться и не испортить какие-никакие результаты самолечения. Спортивные штаны закатал выше колен, чтобы не испачкать заживляющей мазью. Бинтовать их не имело смысла, слишком подвижный сустав и недостаточно серьезная травма. Похоже, его толкнули в спину, основной удар пришелся на руки. Не в здании: ровными полами сложно порезать кожу. Я провожала его и встречала, значит, конфликт произошел
— Алекса сегодня не было?
Мальчик пробурчал отрицание.
— Он уехал, — неохотно. — К сестре.
А Лукас остался без защитника и покровителя в одном флаконе. Очень нехорошо. Радует лишь, что завтра суббота, есть время разработать стратегию.
Сын вяло листал учебники, пока я набирала текстовые заготовки, прикидывая, где смогу работать: wi-fi не ловил. Телевизора, кстати, тоже не было — полагаю, из-за домашнего кинотеатра через коридор. Увы, «шататься по дому» воспрещалось.
— Ада…
Я оторвалась от экрана и заметок по штатам, в которых мы побывали транзитом, фокусируясь на настоящем. Лукас вытянулся на постели во весь рост, взирая пытливо.
— Ты перестала со мной заниматься.
Правда. Весь этот безумный месяц, минувший с момента, когда я до хруста цеплялась за грань стеклянного столика, обнаженная, в потеках крови, и сомневалась, что доживу до рассвета, — восемнадцать нереальных дней постоянного страха и еще пятнадцать суток непрямого противостояния матери и Марку перевернули привычный мир. Я не успела перестроиться. Только вчера я нащупала опору дальнейшего существования, основу потенциально стабильного будущего — возникшая в моих услугах необходимость. Да простит мне Господь крамольные мысли, но Лиз исчезла очень вовремя.
Лукасу я могла ответить одно:
— Мне жаль. — В школе нам дают предметные знания, — продолжил он. — Но физическая подготовка в программу не входит. Теперь, когда ты выполняешь функции альфа-самки… может, вернемся к тренировкам? — закончил скованно.
Чем же его задели за живое? Что заставило уравновешенного, чаще равнодушного к чужим словам ребенка склониться к силовому решению проблемы?
— Конечно, — пообещала после короткой заминки.
В начале восьмого хлопнула входная дверь и громыхнуло раскатистое:
— Чем это пахнет? Мясом? Дружище, неужели стряпня Марии стала вкуснее?
— Готовила Ада, — с долей обреченности пояснил Марк. Его голос следовал за тяжелыми шагами Картера. Гремела снятая с кастрюли крышка, шуршал половник. Одно причмокивание спустя Сол воскликнул:
— Изумительно! Ада? Ада, это невероятно, — приговаривал, пересекая столовую и стуча нам. — Не спите?
Если бы даже, проснулись бы.
— Пойдем наверх, — позвал Марк устало. — Есть новости?
Я как раз выглянула к ним.
— Не оставляй меня голодным, — жалобно, с хитринкой в глазах взмолился Сол. — Наш альфа совсем не заботится о своих подчиненных! Привет, парень, — помахал Лукасу над моей головой. Уже серьезнее добавил: — Появилась информация о твоей противнице. Присоединяйся, обсудим.
Бросила на Марка вопросительный взгляд. Заручившись согласием, пошла доставать тарелки.
— Благодарю, — с энтузиазмом сказал Сол, получив свою. Потянул носом: — Мм, восхитительно!
Содержимое исчезало стремительно. Марк, хоть не расщедрился на похвалу, справился немногим позже.