Возвращение из мрака
Шрифт:
– Зачем это сделал, бек? – спросил Карабай таким тоном, каким спрашивают у повешенного, не жмет ли петля. – Почему не посоветовался?
С Исламбеком никто никогда так не разговаривал, но он даже не разозлился.
– Что тебя волнует, дорогой друг? – ответил участливо, как больному.
– Атай – плохой человек, заносчивый, но он помогал общему делу. Он не скупился, бек, не прятал барыши в заморских ларцах.
– И что из этого?
– Его нельзя было трогать, минуя совет. Ты знаешь не хуже меня. Кто дал тебе разрешение?
Исламбек потихоньку начал закипать, оглянулся по сторонам: кругом его люди, а Карабай – один-одинешенек. И место очень удобное – кладбище.
– Чтобы наказать шакала, мне никакого разрешения не нужно. Он давно обнаглел. Выдавливал меня с рынка. Ты тоже это знаешь, Карабай.
Карабай вдруг странно улыбнулся, будто вспомнил
– За ним остался должок – два лимона. Возьмешь его на себя. Мы не можем позволить себе такие убытки.
– Кажется, угрожаешь, амиго? – теперь Исламбек уже раздувался от ярости, и нервно провел по бокам ладонями, чтобы себя остудить. Он представил сладостную картину: джигиты по знаку хозяина месят, превращают в кровяную лепешку этого лощеного господинчика, возомнившего себя богом, а потом подходит он, Исламбек, и аккуратно выдавливает проклятые желудевые гляделки, в которых не гас огонек снисходительного презрения. Он был на грани срыва. Карабай угадал его состояние, улыбка застыла на жестких, темных губах, обернулась волчьим оскалом.
– Не стоит пробовать, бек. Я не Атай. Меня нельзя убить.
– Почему так думаешь?
Карабай смотрел ему прямо в глаза, не мигая, и Исламбек почувствовал, как у него зазвенело в ушах от этого страшного взгляда. Так смотрит рысь сверху, с дерева, примериваясь прыгнуть на спину жертвы.
– Хорошо, – примирительно сказал Карабай. – Ты сейчас в плохом настроении, друг. Поговорим завтра в другом месте, – повернулся и пошел вдоль могил неспешной походкой прогуливающегося бездельника. Исламбек понял, что если он уйдет, завтра начнется война. Никакого другого разговора не будет. Карабай не повторяет условия дважды. Он фанатик. Исламбек не любил книжных слов, но иного не подберешь. Никто не видел Карабая разъяренным или хотя бы возбужденным. Он жил так, словно парил в безвоздушном пространстве. И убивал без азарта и удовольствия, как машина. Исламбек смалодушничал, окликнул Карабая:
– Эй, подожди, пожалуйста!
Карабай не обернулся, но замедлил шаг. И Гараев унизился еще раз на виду у своих людей – догнал Карабая, тронул за плечо.
– Не горячись, амиго. Давай еще поговорим.
– О чем?
– Я заплачу неустойку, но ты тоже выполнишь мою просьбу.
– Какую?
– Хочу получить разрешение совета на саратовскую и нижегородскую ярмарки.
– Не жирно ли? – усмехнулся Карабай.
– Почему жирно, совсем нет. Я уже купил там много земли. Чтобы спихнуть оттуда немчуру, у меня должны быть развязаны руки. Можно переселить туда несколько тысяч наших людей, из тех, кому тесно в горах. Все равно кто-то будет этим заниматься. Или ты не доверяешь лично мне?
Карабай раздумывал, и Исламбек с удовлетворением отметил, как его глаза потеплели. Ничего, ничего, когда-нибудь я собью с тебя гонор, поклялся он про себя. И этот день будет самым счастливым в моей жизни.
– Решение совета не покупают за деньги, – наставительно заметил Карабай. – Но в твоем предложении есть резон. Я доложу старейшинам. Наверное, они согласятся. В горах известны все твои заслуги, как и твои промахи. Но не из десяти процентов. Десять процентов – это смешно. Лучше двадцать.
– Ты же сам сказал, деньги ни при чем? – наконец-то Исламбеку удалось поддеть гордеца. Но это ему только показалось.
– Надеюсь, – Карабай опять презрительно скривил губы, – когда-нибудь и ты все же поймешь разницу между собственным бездонным карманом и казной республики. И перестанешь путать одно с другим.
После этой встречи было много других, но однажды отступивший, Исламбек уже не противостоял Карабаю в открытую. Напротив, постепенно усвоил в отношениях с ним этакий подчеркнуто почтительный тон, с каким обращаются к старцам или к мулле, и вскоре с удивлением обнаружил, что непогрешимый воитель Карабай точно так же падок на лесть и неумеренные восхваления, как обыкновенный смертный. Ну, допустим, не совсем так. Когда Исламбек заходил слишком далеко в комплиментах и, к примеру, сравнивал Карабая с горой, а себя с серой мышкой, ютящейся в расщелинах, или придумывал еще более сногсшибательные образчики лести, Карабай предостерегающе поднимал руку, недовольно бурчал под нос: «Хватит, хватит, брат, не преувеличивай, пожалуйста. Все мы равны перед Аллахом», – но в его очах всплывало сонное выражение котяры, которого почесали за ухом.
Исламбек надеялся, что сумеет употребить себе на пользу неожиданную слабость великого воина.
Сегодняшняя встреча не сулила ничего хорошего. Нетрудно предугадать, к чему приведут попытки отговорить Карабая
– Когда слушаю таких, как ты, бек, упертых носом в землю, мне иногда кажется, что у нас нет будущего.
Больше Гараев не делал попыток вразумить фанатика.
Встреча была назначена на шесть часов, в Лосинке. Гараев приехал туда загодя, зная, как Карабай не любит опозданий. Свою машину и джип с охраной оставил на шоссе, в одиночку прошел лесной тропой до двухэтажного кирпичного домика на краю березовой рощи. С неудовольствием отметил, что территорию так и не огородили забором, хотя в полукилометре от домика обочь тропы на железном колу торчала табличка с предостерегающей надписью: «Частные владения. Вход запрещен». Потом подумал, что может и лучше, что не успели огородить. Недавно Дума приняла наконец долгожданный земельный кодекс, и в ближайшее время Гараев собирался прикупить еще солидную часть старинного парка, тогда уж все вместе… Но ограждать все равно придется. Туповатые москвичи не скоро привыкнут к новым порядкам, пока, во всяком случае, у сторожей хватало работы. Как раз на днях произошел досадный инцидент. На запретную территорию забрела среди ночи шайка молодняка, разожгла костер, охранники, естественно, их застукали, попытались выпроводить с миром, но юные аборигены, накачанные пивом и дурью, оказали сопротивление, выпендриваясь перед своими телками. Их крепко отметелили, а одного отморозка впопыхах забили до смерти. На беду придурок оказался сынком какой-то шишки из префектуры. Недоразумение, конечно, уладили, но пришлось изрядно раскошелиться. Юристы «Топаза» советовали довести дело до суда, чтобы устроить показательный процесс, но Гараев предпочел откупиться. Не стоило засвечиваться по такому пустяку. Он теперь дорожил репутацией просвещенного бизнесмена европейского замеса. Это помогало в делах.
Ждал Карабая около получаса. Сидя перед разожженным камином и попивая ананасовый коктейль, еще раз обдумал предстоящий нелегкий разговор. Он должен постараться убедить Карабая в двух вещах. Первое: намеченная акция неизбежно повлечет за собой ненужные трения с городскими властями, что в свою очередь приведет к крупным финансовым издержкам. Он даже подготовил примерную смету, по которой выходило, что для нормальной разводки ситуации придется отстегнуть по минимуму миллион зелени. И второе, может быть, главное. Исламбек считал и считает, что проверку боеспособности агентуры, на которой давно настаивал Карабай, следует проводить не в Москве, а в одном из малоосвоенных регионов. Он не надеялся на взаимопонимание, но собирался высказать свои соображения хотя бы для очистки совести.
Незаметно задремал и не услышал, как появился Карабай. Казалось, только что по гостиной крутился Робинзон, любимец Гараева, сенегалец, вечно улыбающийся, большой черный ребенок, при этом мастер на все руки, в том числе отменный массажист, – только что Робинзон что-то спросил, а он ответил, – и вот уже в кресле перед ним Карабай собственной персоной, с обычным выражением презрительной укоризны на лице.
– Ай-яй, нехорошо, бек, – заговорил Карабай. – Спать нужно ночью, днем спать нездорово для такого человека, как ты.