Возвращение из ночи
Шрифт:
— Ладно, валяй, — сказала Маша.
— Тогда садись лицом к свету. Вот так... — Он положил на стол маленькое зеркальце, перевернул шершавой стороной вверх, натер на нем пастель, смешал с какой-то мазью.
— Надеюсь, Машу Распутину из меня не сделаешь? — усмехнулась девушка.
— Ну уж нет! Если только Машу Троекурову...
— А это кто такая?
— Да была одна красавица... Владимир Дубровский ее любил... — Ромка стал аккуратно наносить на Машино лицо натертую краску с помощью ваты и кисти.
— А! Так
— Все. Теперь не шевелись и молчи, а то грим не получится, — Ромка увлеченно работал, то и дело обходя девушку вокруг и оглядывая ее с разных сторон.
Она терпеливо молчала, хотя это и давалось ей с трудом.
— Ну, кажется, все, — Ромка последний раз взглянул на свое искусство и остался доволен. — Теперь порядок. На, смотри! — он протянул ей зеркальце.
— Ничего себе! — воскликнула Маша. — Я прямо как артистка! В жизни не красилась!
— По-моему, тебе идет. — Ромка пошарил в карманах, нашел телефонный жетон, протянул Маше. — Ты хотела позвонить... Теперь можно. Идем.
Они дошли до ближайшего автомата. Маша набрала номер, искоса глядя на Ромку.
— Сказать, что приеду не одна?
— Нет, лучше не надо... Я только провожу тебя, а зайду как-нибудь потом... — пробормотал он смущенно.
— Ну уж нет! Если бы не ты, то вообще неизвестно, что бы со мной было! А теперь я хоть на человека похожа! Вместе поедем, и все!
— Как хочешь, — сдался Ромка.
В трубке раздались длинные гудки. Маша вытащила жетон и набрала номер еще раз. Снова никто не подошел.
— Да что же это такое! — возмутилась Маша. — Спят что ли? Ладно, поедем так. На всякий случай ключи у меня есть. — Она взяла Ромку за руку и потащила к шоссе.
— Автобусы редко ходят, — сказал он. — Придется подождать.
— Какие автобусы? Поедем на такси! Не беспокойся, деньги у меня есть. — Маша подняла руку, пытаясь остановить машину, но та проехала мимо. Вообще шоссе было почти пустое, и Маша недовольно опустила руку.
— Интересно, узнает она меня или нет, — взволнованно сказал Ромка.
— Конечно узнает! — уверенно заявила Маша.
— Но ты же говоришь, она ничего не помнит!
— Какой же ты бестолковый! — Маша дружелюбно хлопнула Ромку по плечу. — У нее преходящая ретроградная амнезия!
— Что? — оторопело спросил Ромка.
— А то, что я сама это у отца в книжке читала! Она не все забыла, понимаешь?
— Это как? — удивился Ромка.
— Вот так! У нее из памяти какие-то куски жизни выпали, а какие-то остались. А про тебя она даже рассказывала, что друг у нее был, художник, только имя твое не вспомнила...
— Ничего себе! — произнес Ромка.
— Я уверена, как только она увидит тебя, к ней сразу память вернется! И отец, и дядя Джек говорят, что из амнезии можно вывести шоком.
— Господи, да я не хочу, чтобы у нее был шок! — испуганно сказал Ромка.
—
Взявшись за руки и перепрыгивая через еще непросохшие лужи они побежали к машине.
...Меня беспокоило, что Герман с каждым днем становился все более мрачным и замкнутым. Мы почти не виделись, он уезжал из дома даже по выходным. Я чувствовала, что с ним происходит что-то, но взяв однажды за правило не приставать с расспросами, молчала. Иногда мне начинало казаться, что он больше не любит меня, что его страсть ко мне может быть и не совсем прошла, но постепенно начала угасать. А что, если он увлекся другой женщиной? Если все его разговоры о делах — просто уловка, прекрытие, за которым скрывается новый роман? Но тогда почему он так мрачен, даже раздражителен? Возможно, ему мешает брак со мной... От этих мыслей на душе стало тоскливо и гадко, но я никак не могла от них отделаться, наоборот, все больше накручивала себя. К тому моменту, когда Герман появился в доме, я готова была уже начать выяснять отношения немедленно, затеять новую ссору, но его приветливый вид сразу изменил мои намерения.
— Анна, дорогая! — он протянул мне букет алых роз, обнял и поцеловал меня.
Мне показалось, что все стало, как прежде, я сразу забыла свою обиду и злость, мы провели вместе прекрасный вечер.
— Я так мало уделяю тебе внимания в последнее время. Но скоро все изменится. Я смогу больше времени проводить с тобой, — говорил он ласково. — Ты даже не представляешь, как я благодарен тебе...
— За что? — спросила я.
— За твое терпение, выдержку, за твое замечательное творчество, в общем — за все...
Мне показалось, что сейчас как раз подходящий момент, чтобы поговорить с ним о том, о чем давно хотелось.
— Знаешь, Герман, — сказала я, — лучшая благодарность для художника — это отзывы зрителей о его работах. Мне бы так хотелось, что бы кто-то еще увидел их, кроме нас с тобой!
Он молча поглядел на меня, и мне вдруг показалась, что мое высказывание ему чем-то не понравилось, возможно, задело его самолюбие.
— Я тебя обидела? — я схватила руками его голову и стала целовать его лицо, щеки, глаза.
— Нет, что ты! — Герман перехватил мои руки, и, притянув меня к себе, поцеловал в губы. В этот момент я думала, что счастье больше никогда нас не покинет.
— Знаешь, я сам думал об этом, — вдруг сказал Герман. — По-моему, пора устроить твою персональную выставку. Как ты относишься к такой идее?
— Об этом я могу только мечтать! — ответила я. — Неужели это возможно?
— Все в наших силах. А где бы ты хотела сделать выставку?
— Да где угодно! В каком-нибудь клубе, да хоть просто в квартире!