Возвращение к себе
Шрифт:
– Девка, ты перевернись, а то сгоришь.
Вера открыла глаза. Рядом лежало тело. Вера исподтишка рассматривала сморщенную коричневую кожу, похожую на кожу африканского бегемота. Слоновьи ляжки и огромная грудь, напоминавшая коровье вымя, не могли ни у кого вызвать эротических желаний. Её необъятные, почти чёрные ягодицы были похожи на зад самки бегемота. Из объёмной камышовой сумки женщина достала батон белого хлеба и разрезала его вдоль. На одну половинку она рядком уложила солидные ломти сала, а на другую – кружки свежего огурца и помидора. Сложив обе половинки, женщина открыла рот и с хрустом откусила
– А ты шо не ешь? Вон, какая худая. Так и не родишь.
Вера действительно была раза в четыре тоньше соседки, но чтобы её не разочаровывать, не сказала, что у неё уже есть двое детей. Пока она раздумывала, что ответить радушной толстухе, её внимание привлёк мужичонка в чёрных «семейных» трусах. Мужичонка спокойно устроившись среди «бегемотих», сосредоточенно ковырялся в грязной, видавшей виды, тряпичной сумке.
– А это кто? Что он тут делает? – лениво щурясь на солнце, спросила Вера.
– А-а-а, это Петюня, – охотно сообщила толстуха. – Ты его не боись. Он не тронет. Он так – кому водички принести, кому спинку почесать. Безобидный он.
Женщина повернулась на другой бок и подняла над головой пустую бутылку. Петюня подскочил сразу. Вера накинула на себя сарафан.
– Та не боись, – повторила соседка. – Ты такая тонкая, что тебя здесь и не видно. Вот комсомольцев бойсь, холера им в бок. Как затеют облаву, так одна морока с ними. По выходным наезжают.
После этих слов толстуха накрыла голову газетой и тихо засопела. Вера приняла информацию к сведению. Пора было идти на обед и она, перешагивая через неподвижно лежащие тела, направилась к лечебнице.
* * *
В одну из суббот к «дикому» пляжу подкатил жёлтый автобус. «Бегемотихи», кутаясь в простыни и большие махровые полотенца, нехотя зашевелились. По случаю субботы процедур в лечебнице не было, и Вера с самого утра загорала на «голом» пляже. Её тело покрылось ровным красивым загаром без белых полос и треугольников, которые так уродуют тело. Жёлтый автобус Вера увидела издалека. Она бултыхалась у берега в упругой воде и рассматривала прозрачных комариных личинок в зарослях ажурных водорослей. Поспешно натянув купальник, Вера не спеша вышла на берег. Она могла бы и не выходить, но было очень интересно посмотреть на развитие событий.
Из автобуса высыпали комсомольцы. В тёмных костюмах при галстуках, они казались инородными телами на этом солнечном празднике жизни. Вере стало их жалко. «Такой прекрасный день, такое солнце. Живи и радуйся, – подумала она. – Зачем портить жизнь этим безобидным огромным женщинам. Ведь они просто не могли нанести никакого вреда моральному облику строителя коммунизма (разве что только эстетически), в силу своего внешнего вида и возраста».
События развивались не стремительно, но активно. Уже кого-то, закутанного в простыню, вместе с пляжным скарбом заводили в автобус. Остальные женщины, слегка прикрыв мощные телеса, без суеты, отпуская ехидные замечания, собирали в кучки, разбросанные на песке вещи. Одни лишь «чугунные изваяния» не проявляли ни малейшей тревоги. Они продолжали неподвижно стоять у самой кромки воды, широко раскинув руки навстречу заходящему солнцу. Вид у них был устрашающий: на лице, измазанном
Наконец, один из комсомольцев подошёл к Вере. Вера стояла на своём полотенце, уперев руки в бока, и наблюдала за происходящим.
– Вот вы, девушка, что здесь делаете? – спросил он строгим голосом.
– Отдыхаю, – с вызовом ответила Вера.
– Как вам не стыдно! – укоризненно продолжал комсомолец.
– А почему мне должно быть стыдно? – возмутилась Вера. – Порядок я не нарушаю, матом не ругаюсь и совершенно трезвая.
– Вы что, не понимаете, о чём я говорю?
– Нет, не понимаю.
– Кругом же голые женщины!
– Вот именно. А вы здесь ходите, смущаете их. Это неприлично!
– Неприлично быть голым в общественном месте, – возмущался молодой человек.
– Но я же не голая, и место это не общественное, – парировала Вера, оглядывая пустые окрестности, – а они больные и здесь лечатся.
– А вот вы, такая молодая, тоже больная? – горячился комсомолец.
– Конечно. А что же я тогда делаю в этом санатории?
– И чем же вы больны? – настаивал активист.
Тут Верой овладело веселье. Она подошла совсем близко к симпатичному комсомольцу и, почти касаясь его грудью, постучала кулаком в вырез купальника и произнесла хриплым голосом:
– А может я внутри вся больная.
Парень испуганно отшатнулся и поспешно переключил своё внимание на лежащую «бегемотиху».
– А вы вставайте и идите в автобус.
«Бегемотиха», не шелохнувшись, хмыкнула и произнесла:
– А ты подыми меня.
На этом акция борьбы за нравственность была закончена. Парень махнул рукой и, утопая в зыбком песке начищенными до блеска ботинками, направился к автобусу. Вскоре автобус пылил по степной дороге, увозя комсомольцев и севших в него женщин. Основная масса так и осталась на берегу. Тут же появился Петюня, и всё опять пошло своим чередом.
Вера сладко растянулась на своём полотенце. Уходить не хотелось, до ужина ещё было время.
– А почему кроме тех женщин они больше никого не забрали? – спросила она знакомую «бегемотиху».
– Так им на автобусе по пути. Они домой поехали.
Вера весело расхохоталась.
* * *
Эту историю Вера рассказывала Соне уже дважды, каждый раз приукрашивая события, чем вызывала смех Сони, но сейчас это не помогало, и Вера сочувственно вглядывалась в бледное лицо подруги, не зная, чем ещё можно облегчить её страдания.
Но Соня не страдала. Она даже не слышала, о чём говорила Вера. В мыслях она была где-то далеко-далеко, почти на краю Земли. Соня грезила наяву и вовсе не хотела возвращаться в близкую реальность.
Наконец, подошла машина. Веня суетливо совал вещи в уже забитый багажник, с тревогой поглядывая на Соню. Он сам уговорил жену поехать в санаторий, славившийся своими лечебными грязями.
– Поедешь с Веркой, а я вас потом заберу. Может, и в Москву к ним смотаемся, – планировал Веня.
<