Возвращение к себе
Шрифт:
Роберт не чувствовал левой руки - удар буздыхана пришелся в плечо. Правая была не многим лучше. Вообще все тело болело и мелко тряслось. Слезились глаза.
Порванная во многих местах кольчуга, звенела при каждом шаге, выбившимися колечками. Пропитанный своей и чужой кровью, гамбизон помаленьку высыхал, царапая кожу.
Целиком сегодняшний день вспомнить было невозможно - только отдельные эпизоды, яркие как болезненные видения.
Они ворвались в Вифлеемские ворота, рубя все, что попадалось на пути. Мелькнул чей-то разинутый рот, и такая же разверстая рана,
Потом была площадка. С нее открывалась часть города: холм Мория, купол Храма.
Толком он ничего не разглядел, понял только, что там, как и здесь идет бой.
Мелькнула мысль о Бригитте. Она была где-то там.
Подъем продолжался. Защитники башни ожесточенно сопротивлялись, ступени стали скользкими. На одной такой залитой кровью плите христиане остановились. Уже не оставалось сил. Хуже - не осталось времени. Время кончалось.
Онемевшая левая рука болталась как тряпичная, Роберт продолжал махать мечом, отбиваясь от напиравших сверху орущих людей, в развевающихся на ветру широких бурнусах, и белых головных повязках.
Короткое затишье наступило внезапно. На площадке остались он, да еще, ревущий, как бык, гигант в обрывках синего нарядного плаща поверх кольчуги. К тому времени Роберт уже потерял шлем. Голова гудела от удара и усталости. Мельком глянув вниз, он увидел франков по одному подбегающих к подножию лестницы. Первые двое или трое уже прыгали по ступеням.
– Держись, - крикнул Роберт незнакомцу, с которым столько времени сражался спина к спине, - наши подходят.
– Держусь, - гигант, воспользовавшись передышкой, сам сбросил шлем. На плечи упали мокрые, рыжие кудри.
Дальше опять провал.
Только на самом верху, на смотровой площадке, заваленной трупами нападавших и защитников, Роберт огляделся. Раненый в плечо, Рыжий сидел у стены, безуспешно пытаясь остановить кровь. Левая, не пострадавшая рука дрожала. Конец тряпки вырывался.
Повязка, соскальзывала, только напрасно промокая кровью. Роберт пошел к нему. В две трясущиеся руки, они кое-как справились.
– Я - Бенедикт Критьенский, а ты?
Дома, среди турниров и торжественных вызовов, на состязаниях, а то и на дуэлях, в пространстве, пронизанном томными взглядами красавиц, подобная бесцеремонность могла покоробить. Но здесь, у забрызганной кровью, горячей от июльского солнца стены, сидели уже не чужие друг другу люди,
– Роберт Парижский.
– Слышал о тебе.
Роберту нечего было ответить. Он не знал, где находится Критьен. Но какое это имело значение?
Он откинулся головой на горячий камень, закрыл глаза и погрузился в короткий полуобморок-полусон.
А сейчас он брел по улицам мертвого города к Храму.
Граф Александр Сильвестр Оберан Альбомарский по прозвищу Соль, сидел на плоском камне у входа. С другой стороны от окованных медью высоких резных дверей, привалившись
– глаза.
– Соль, это - я, Роберт, - сорванным голосом окликнул граф.
– Роберт?
– Соль, ты ранен?
– Нет. Не сильно.
– Ты меня видишь?
– Да, - он отвечал таким же хриплым, как и у Роберта голосом. Крови видно не было. Удар по голове? Но раз не обеспамятел - ничего страшного.
Граф Парижский шагнул к храмовой двери.
– Стой!
– Соль попытался ухватить друга за край одежды.
– Не ходи туда.
– Почему? Оцепление меня пропустило.
– Не ходи.
– Что там?
– Не ходи!
Бригитта! Роберт рванулся к двери. Тяжелая створка покачивалась на одной петле.
Он протиснулся между искореженными половинками и замер на пороге сумрачного зала.
Все огромное пространство от входа до дальней, покрытой веселенькими арабесками стены, заполняли трупы. Сотни, тысячи трупов. Женщины, старики, мужчины, дети.
Почему так много детей? Всюду взгляд выхватывал из этой свалки маленькие, неподвижные тела. И ни одного воина! Все они были при жизни обычными, мирными людьми…
Здесь не было сражения!!! Здесь была бойня. Люди пришли искать спасения к Богу.
А Он…
Роберт очнулся. На лицо лилась вода. Над ним склонилось багровое лицо с большим похожим на клюв носом. Правый глаз воспаленно поблескивал, левый прикрывала широкая, промокшая кровью повязка.
Гарет плескал воду из фляги. Роберт видел это, чувствовал, но чувствовал как-то не так; будто кожа на лице онемела.
Кое-как повернув голову, он увидел, что лежит на площади у высоких дверей Храма.
Рядом сидел Соль, вперив невидящий взгляд в пространство.
– Граф, говорят, вы с каким-то бароном первыми ворвались на башню Вифлеемских ворот? А мы с Бригиттой в числе первых были у Храма.
Маркиз де Бо улыбался напоказ всеми своими неровными зубами. Улыбка на костистом, обрамленном жидкой бородой, лице походила на оскал черепа.
– И что?
– граф Парижский не хотел задавать этого вопроса. Само вырвалось.
– Бригитта - настоящий воин. Она показала, на что способна.
– Вы вошли в Храм?
– Ворвались! Неверные падали направо и налево.
Детские тела были везде: под ногами, на алтаре, в нефах, они были даже в маленькой часовне… и на самом Священном Камне…
От них ему теперь было не уйти.
Граф Роберт Парижский Робертин не мог покинуть торжественную службу в храме Гроба Господня.
– Ты уезжаешь?