Возвращение капитана мародеров
Шрифт:
Впервые за много лет почувствовав себя в относительной безопасности, благодарная Ангелика легко простила людей, передавших ее когда-то в руки инквизиции. За последние годы она научилась остро чувствовать исходящие от людей зло и коварство, а сейчас интуиция подсказывала ей, что граф и иезуит – ее союзники, ведь теперь она нужна им. Правда, после того как неутомимый Сконци постигнет тайну острова Форментера, женщина рассчитывала расстаться с новоявленными друзьями, но не теперь: вдруг альгвазил все же разыскивает ее? А еще Ангелика очень сожалела об оставшемся у альгвазила талисмане
Через Валмендорские ворота путешественники проследовали в Толедо и переправились по каменному мосту Святого Мартина на другой берег реки Тахо. Миновав замок Сен-Серванд, где вместо канувших в лету тамплиеров обосновался теперь орден Калатрава,[41] они достигли одной из извилистых улочек, все еще хранивших память о мусульманском владычестве, и остановились перед просторным домом, отстроенным в стиле мухедар.[42] На фоне тесно прилепившихся друг к другу многочисленных построек здание поражало своими красотой и величием.
Хозяин дома дон Базилио оказался на редкость любезным и гостеприимным человеком (как, впрочем, и все друзья Сконци, с которыми Шарлю уже довелось познакомиться). После радушного застолья дон Базилио поведал иезуиту и его спутникам обо всех последних новостях Толедо, однако имя графини де Ампаро в его рассказе не проскользнуло ни разу.
Зато Сконци услышал много нового об ордене «Второе пришествие», учрежденном архиепископом Фернандо де Нойя почти пятнадцать лет назад и пользующемся покровительством самого короля Хуана II Кастильского Трастамары и, конечно, его фаворита герцога де Луны. И вот теперь иезуит узнал, что восьмидесятилетний Фернандо де Нойя скоропостижно скончался, так и не успев утвердить устав ордена у папы Евгения IV…
Сконци знал, что стремление Кастилии добиться религиозной независимости от Ватикана всегда вызывало крайнее раздражение понтифика.[43] Евгений IV неоднократно отправлял в Толедо своих легатов, дабы те вразумили дерзкого архиепископа, однако де Нойя принимал папских посланников сдержанно, подобающих почестей не оказывал, а к увенчанным печатью самого понтифика буллам[44] и вовсе не проявлял никакого интереса. Тогда хитроумный Евгений IV решил прибегнуть к крайним мерам и начал всячески привечать епископа Санчо де Ледесму, пользующегося огромным влиянием в Мадриде - втором по величине после Толедо[45] испанском городе.
Сконци догадывался также, что де Нойя мечтал избавить католическую церковь Кастилии от влияния Рима еще и потому, чтобы самому стать папой. Действительно, а почему бы не повторить Авиньонское сидение?[46] Однако обласканный Ватиканом Санчо де Ледесма нанес, как выяснилось, удар первым: кончина архиепископа де Нойя стала для иезуита полной неожиданностью.
А после положенного траура, как сообщил верный дон Базилио, во дворце у ворот Прощения обосновался не кто иной, как тридцатипятилетний де Ледесма. Разумеется, с благословения самого папы.
Сконци не без горечи понял: руководство ордена иезуитов, и в первую очередь генерал Антонио дель Форто, уже не считает нужным посвящать его во все тайны. Похоже, время, когда с ним считались, безвозвратно ушло…
Уединившись, иезуит попытался связать все
«Если допустить, что графиня была тайным агентом Фернандо де Нойя, – думал иезуит, - тогда остается шанс напасть на ее след именно в Толедо. Хотя для этого придется, видимо, перевернуть вверх дном весь квартал Алькасар, где живет толедская знать. А сделать это, боюсь, будет непросто, ведь Алькасар вплотную прилегает к дворцу Бану Ди Лнуна,[47] резиденции короля Хуана II».
На следующий день, оставив Исидору де Монтехо на попечение дона Базилио, Сконци вместе с Шарлем, ибо только граф мог узнать коварную обманщицу, отправился в город, в квартал Алькасар. Друзья проследовали через уютное местечко Альфисен: многочисленные постройки поселившихся здесь христиан до сих пор хранили следы ушедших в прошлое мавританских времен. Шарль догадался, что храм Святого Великомученика Петра и прилегающий к нему францисканский монастырь выросли на месте разрушенной мечети: в их стиле угадывались мусульманские мотивы.
Миновав общину сестёр-кларисс,[48] всадники выехали на огромную торговую площадь Алькана, усеянную лавками торговцев рыбой и мясом, булочников, брадобреев, кузнецов, портных, скорняков, горшечников и других ремесленников. Впереди, в направлении королевской резиденции, возвышались ворота Прощения, перед которыми располагались дворец архиепископа Санчо де Ледесмы, городская ратуша и госпиталь, принадлежавший ордену госпитальеров.
Сразу за воротами Прощения простирался квартал Алькасар, и стоило всадникам достичь его, как Сконци сразу же понял, что его затея отыскать здесь графиню обречена на провал. Все дома прятались за высоченными каменными стенами, возведенными еще во времена мусульманского владычества, а лоджии скрывались за обильно увившим их виноградом и плющом.
– Простите, друг мой, но на что вы рассчитывали, пригласив меня на сию увеселительную прогулку? – не преминул уколоть иезуита граф. – Неужели надеялись, что графиня де Ампаро днями напролет прогуливается по Алькасару, терпеливо поджидая нас с вами?
Сконци вздохнул:
– Вы правы, граф. Алькасар - не совсем подходящее место для случайной встречи.
В этот момент на улице появился молодой мужчина. Судя по наряду – слуга. Оживившись, Сконци извлек из кошеля серебряный веллон,[49] ибо всегда придерживался правила: сколько заплатишь – столько и получишь.
– Кабальеро! – окликнул он слугу, нарочно повысив его в статусе.
Мужчина замер на месте.
– Это вы мне, благородный сеньор? – удивленно спросил он.
– Разумеется, любезный!
Слуга подошел ближе, и Сконци показал ему веллон.
– Если, кабальеро, ты ответишь мне на пару вопросов, эта монетка окажется в твоем кармане.
Глаза слуги алчно загорелись:
– Я готов ответить на ваши вопросы, благородный сеньор, если только они… не нанесут вреда моему хозяину.