Возвращение клипера «Кречет»
Шрифт:
Это была правда. Папа служил первым трубачом в оркестре, а оркестр-то не простой. Морской и показательный. И папа – не просто музыкант, а человек военный, с погонами главного корабельного старшины. А у военного оркестра полно работы: то приезжает комиссия адмиралов, то надо готовиться к параду, то ехать на гастроли…
– А когда приходит с работы, вместо того чтобы побеседовать об отметках и дисциплине, начинает с сыном дурачиться и барахтаться на ковре. Будто два четвероклассника!
– Да, это очень печально, – посочувствовала
Статья называлась «Народная медицина и народная педагогика». Профессор писал, что в наше время многие врачи стали вновь прибегать к старинным способам лечения: к разным травам, снадобьям и припаркам, которыми исцеляли больных в народе много сотен лет назад. Почему бы и в педагогике не вспомнить старые способы? Много веков подряд самым надежным средством воспитания был березовый прут. А сейчас этот метод незаслуженно забыт…
– Правда, у нас на юге березы – редкость, – вздохнула Игнатия Львовна. – Но при желании можно подобрать другую древесную породу.
С этими словами Игнатия Львовна попрощалась.
– Сама ты древесная порода. Бестолочь непрозрачная, – отчетливо сказал ей вслед Владик.
Мама влетела в комнату.
– Ты сошел с ума!
– А чего она…
– Я скажу отцу, чтобы поговорил с тобой как следует. Пусть только придет.
– Ну и придет… Я ему все объясню. Он все до конца выслушает, он терпеливый.
– Слишком терпеливый, ни разу не взялся за тебя… Боюсь, что мне самой придется поступить, как советует профессор…
– Я болею, – быстро сказал Владик.
– Ничего, я подожду. Имей в виду, сегодняшние фокусы я тебе не прощу.
– Простишь, простишь, – сказал Владик.
– Это еще почему?
– Ты сама говорила, что все мне простишь, кроме музыкальной школы. А теперь ведь не музыкальная…
– Болтун несчастный, – сказала мама и ушла из комнаты, чтобы нечаянно не засмеяться.
А Владик уснул. Он спал до самого вечера, потом поужинал, потом снова улегся. Он не слышал, как вернулся папа и о чем они с мамой говорили. Ему снилось, что они вдвоем с Никой летят на зонтиках, а внизу бегут рыжий Костя и белобрысый Матвейка. И кричат:
Ветер с зюйд-веста,
Жених и невеста!
Летят без оглядки,
Сшибем из рогатки!
Это был, конечно, глупый сон, следовало бы проснуться, но Владик не сумел.
…А в стакане спал стеклянный барабанщик Тилька. Спал беспокойно, иногда вздрагивал, и вода плескалась. Тильке тоже снились недавние приключения…
10
Утром дождя не было. Владик проснулся и увидел проблески солнца. Ночью во сне он летал среди разноцветных облаков и теперь старался вспомнить про это. В памяти остались только обрывки, но все равно было хорошо.
– Тилька, – шепотом позвал Владик.
Тилька не отозвался. Владик скосил глаза на стакан. В стакане было пусто:
– Ма-ма-а! – перепуганно завопил Владик.
Мама примчалась.
– Что с тобой?
– Где вода из стакана?
– Вода? Я выплеснула. В нее попала муха…
– Что ты наделала! – отчаянно сказал Владик… и увидел, что над краем учебника истории блестит капелька – Тилькина голова. Тилька прижимал к стеклянным губам крошечный палец.
Владик шумно передохнул и откинулся на подушку.
– Что с тобой? Ты еще болеешь, тебе плохо? – перепугалась мама.
Владик захохотал и вскочил.
– Я здоров, как сто слонов!
– Ну разумеется, – сразу успокоилась мама. – По выходным ты всегда здоров, потому что не надо идти в школу… В таком случае отправляйся на рынок за помидорами.
– Сию минуту!
Но «сию минуту» не получилось. Пока Владик умылся, пока позавтракал, пока выслушал мамины наставления, прошел, наверно, час. Когда Владик, махая сумкой, топал к рынку, солнце стояло уже высоко. То есть это принято говорить, что стояло. А Владику казалось, что оно мчится среди быстрых клочкастых облаков, как оранжевый мяч. Оно часто пряталось в эти облака, но так же часто выскакивало из них, и тогда становилось жарко, будто рядом распахнули печную дверцу.
На каменных плитах тротуара сверкали лужи. Ветер был сильный, как вчера, он срывал и сыпал в лужи капли с каштанов и акаций. И листья тоже срывал, и колючие шарики каштанов. А лужи морщил и делал их похожими на стиральные доски. Искры солнца вспыхивали на них, как бенгальские огни…
Тилька сидел на дужке очков и болтал стеклянными ножками. Владик сказал ему:
– Хорошо, что ты ночью выбрался из стакана.
– Я пре-длинь-смотрительный, – прозвенел Тилька Владику в ухо. – Мне совсем не хотелось отправляться в канализацю.
– А по-моему, ты просто испугался мухи, – поддразнил его Владик.
– Я?! Какая дринь-бень-день! – возмутился Тилька. И вдруг сказал очень серьезно: – Я испугался, что в стакане я заметный. Не такого цвета, как вода.
Владик удивился:
– А какого же ты цвета?
– Посмотри сам. Клюквенного…
Владик взял Тильку на ладонь.
– Ты что выдумал!
Тилька был такой же, как всегда: бесцветное стекло, искорка на плече. Но он сказал:
– Смотри, смотри как следует.
Владик повертел Тильку так и сяк. И при одном из поворотов заметил, что в стекле и правда мелькнул красноватый отсвет.
– Ну… самую чуточку. Совсем незаметно. Тилька, а отчего это с тобой?
Тилька сказал с гордой ноткой:
– Потому что, когда я разбился, на стекло попала капелька крови. Твоей… Теперь во мне тоже человечья кровь.
– Это же хорошо, Тиль!
– Неплохо, – снисходительно согласился он. – Только есть свои неудобства… Когда будешь высаживать меня, выбери лужу у кирпичной стены. В красном отражении я буду не так заметен.