Возвращение Мастера и Маргариты
Шрифт:
… Свадебная ночь оказалась очень длинной. Был пир на деревянном столе в саду под яблонями, среди замершего сиреневого роскошества летних сумерек, были и танцы. Как оказалась, старый дом хранил много удивительных вещей. Котелки, чугунки, пудовые весы с одной чашей, коромысло и ломанные хомуты вытащил Максим из кладовой, прорываясь к нужному. И вот возник темно–зеленый коленкоровый чехол патефона и коробка пластинок в заплесневелых обложках.
– Неужели он будет работать? – не верила Маргарита, наблюдая за действиями Максима.
– Довоенная модель.
– Ну?! – восторжествовал Максим. – Больше полувека прошло, а все–таки он вертится! И целый ящик пластинок. Мы будем танцевать каждый день!
– О… – присев у ящика, Маргарита горестно нахмурилась: – Его бросали. В конвертах сплошные осколки. Шульженко, Утесов… – она перебирала обломки погибших пластинок. – "Танго и фокстроты". Смотри отбит только краешек! Можно ведь пустить с середины?
Игла встала в бороздку, переливаясь волнами пошла вертеться черная толстая пластинка и явились откуда–то первые такты исподволь вступающего танго.
– "Компарсита!" – узнала Маргарита.
– Это жизненно необходимое нам танго. Позвольте? – Макси подхватил даму по всем правилам бальной выправки, но сделав два шага сбился, наступил на юбку и, лихо раскрутив партнершу, вместе с ней рухнул на диван. Последовали законные, супружеские, но от этого не менее страстные поцелуи.
– Похоже, к исполнению танго нам надо упорно готовиться. Репетиции начнем завтра, – Маргарита поправила оборванную юбку. – И диван, кажется сломали. Надо поискать что–нибудь менее бурное.
Максим склонился над коробкой с останками пластинок, извлек маленький диск и поднял над головой:
– Ага! Я так и знал! "Если уж везет, то везет во всем" – первый закон любимчиков Фортуны. Вот именно то, что непременно должно было оказаться здесь: "Музыка к кинофильмам. И. О.Дунаевский".
– Чудеса… – Маргарита взяла пластинку. – Маленькая, но совершенно целая. Ты ее искал?
– Именно ее! – Максим включил патефон. – Послушай, нет ты послушай этот голос и слова: "…Сердце в груди бьется как птица…" – Он сел рядом, обнял Маргариту так, что ее голова устроилась на его плече и с вкрадчивыми интонациями Арины Родионовны начал: – Представь – Москва, ночь, канун Первого мая 1937 года…
Глава 7
" – Ну куда, куда ты меня тащишь? Нет, ты серьезно? Обалдел совсем! Я ж в тапках, – упиралась Варя, но муж, приложив палец к губам с видом строжайшей секретности, достал из кармана связку ключей и потряс у ее носа. Затем снова потянул в коридор. В темноте светлели на вешалке летние плащи, топорщился спицами мамин клетчатый зонтик. На отрывном календаре последние часы доживал листок "30 апреля. 1937 год".
– Вот еще тайны! Ничего не понимаю, – Варя надула по–детски пухлые губы, обрисованные сердечком. Лев подумал, что в долгие часы разлуки не мог вообразить
– Теперь что, остаемся? – переведя дух после затяжного поцелуя и упираясь ладонями в его грудь, спросила Варя. Она призывно и томно смотрела в красивое лицо Льва снизу вверх, соблазнительно шепча: – У мамы последние предпраздничные репетиции с вундеркиндами, придет поздно. Клавдия личные дела устраивает. У нее романы, романы!
– Мишка спит, тесть заседает, распределяя праздничные награды, продолжил Лев. – Мы одни во всей квартире. Но это вовсе не то, что в ДОМЕ! Я предлагаю вам волшебное свидание, графиня Горчакова–Люксембург!
– Фи! Какие теперь графини. Растолстела, как знатная свинарка, – Варя кокетничала, поймав взгляд мужа, нырнувший в вырез ее легкого халатика. Ладно, прогуляться согласна. Только переоденусь.
– Э, нет! – Лев поймал жену за руку. – Этот роскошный туалет как раз то, что требуется в моем представлении. – Он открыл дверь и вытащил упирающуюся Варю на лестничную клетку.
На цыпочках, воровской пробежкой они поднялись на один пролет к чердачному этажу, откуда вела к закрытой оцинкованной двери чердака металлическая пожарная лестница.
– Извольте следовать за мной, прелестнейшая.
– Но там заперто! Где ты взял ключи? Крыша – стратегически важный объект. Оттуда шпионы могут наблюдать за Кремлем. Нас ведь столько раз предупреждали, чтобы следили за посторонними, – придерживая полы длинного крепдешинового халата с луговыми букетами по сливочному полю, Варя поднималась вслед за мужем. Вверху лязгнул замок, проскрипела дверь. Вцепившись в руку Левы Варя нырнула в темноту. Лев достал фонарик и пошарил вокруг. Свет выхватил переплетение труб, электрических кабелей, мощные бетонные стропила, держащие перекрытия.
– Не ротозейничай, здесь пыльно и душно. За мной, за мной, товарищ Горчакова!
– Пахнет мышами. А стрелки зачем?
– Указывают выход к люку на крыше. Если бы, допустим, началась война и кто–нибудь стал кидать в наш дом бомбы, мирные жители вышли бы на крышу, что бы их ловить.
– Дурацкие шутки… Я и так боюсь. Не войны, мышей…
– Мы уже пришли. А ну, держись за мою шею… – Лев обнял жену. Крепче. Еще крепче. Поцелуи отставить. Закрыть глаза! Здесь секретные объекты, подглядывать строго воспрещается.
Варя зажмурилась и почувствовала, что ее поднимают вверх, затем ставят. Тут же лязгнул под каблучками домашних тапочек металл, омыло лицо ночным весенним воздухом.
– Ой… Красота… – Варя открыла глаза, но не выпустила шею Левы. Зрелище захватило дух. Они стояли на площадке гигантской плоской крыши, похожей на спящий фантастический город. Портики с колоннами, лесенки, тумбы, массивные прямоугольники труб, "суфлерские будки" чердачных окон все было залито голубым, призрачным лунным светом.