Возвращение Мастера и Маргариты

Бояджиева Людмила Григорьевна

– Девочка… – Маргарита пригляделась к сияющим глазам сестры. Влюбилась… Вижу, влюбилась.

– Очень, очень сильно. И теперь ради Леши совсем быстро выздоровею. Вот ни чуточки операции не боюсь. Ну, совсем немного… А ведь подумай, если б я сюда не попала, то мы бы могли не встретится. Ужас. Вот повезло! Аня повисла на шее сестры, как делала еще в детстве, когда не стало матери. Маленькая девочка, ища защиты прижималась к взрослой, но тоже маленькой и растерянной. Теперь, обнимая друг друга, плакали две молодые, но сильные женщины. Маргарита содрогнулась от стыда, вспомнив о том, как хотела выйти из электрички, сбежать обратно в свой одуванчиковый дом..

– У

тебя–то как? Удивляюсь – моя железобетонная Мара плакать научилась!

– Это от счастья. И еще от того, что я теперь другая. Маргарита.

– Понимаю. Булгаковская, да?

– Максимовская… Не думай, что я хотела вас бросить. В сентябре мы собирались вместе приехать и все решить.

– Вот и приехала. Пал Палыч, мой врач, раньше двух после операции не освобождается. Ты должна познакомиться с Лешей. Сиди здесь, под фикусом, я его приведу.

Аня упорхнула, Маргарита оглядела холл. Черная мягкая мебель под кожу, столик с газетами и журналом "Здоровье". В обрезанной пластиковой бутылке букет хризантем. В углу телевизор, на стене пейзаж с волнами и кашпо с плющом. В креслах под изображением мутно–зеленого шторма сидела странная пара. Старушка с коротким седым бобриком и худой носатый старик кавказской наружности. Оба в одинаковых вязаных жакетов буроватой толстой шерсти. Оба сосредоточенно работали спицами, вытягивая нить из пластикового пакета.

Маргарита вспомнила Варюшу, которую поселил в ее памяти Макс, ее рыжие собачьи жакеты, вывязанные соседкой. Ей захотелось окликнуть женщину, но она сдержалась…

Бритую старуху, обраставшую после химиотерапии, действительно звали Дина. Именно она снабжала бабушку Макса и его самого теплыми вещами. Год назад она потеряла мужа, а вскоре последнего друга – колли по имени Колла Брюньон. И осталась совсем одна с мешками пропахшей нафталином пряжи и злокачественной опухолью в левом полушарии. Вместо того, что бы скончаться в районной больнице, Дина попала сюда по великому блату: у доктора филологии Джеральдины Ковачек – полуиспанки–полупольки, остались влиятельные ученики.

Тяжко и пусто было на душе знающей свой приговор женщины. В очереди у рентген кабинета она увидела старика с потерянным лицом. Словно за соломинку утопающий, старик держался за спицы. Вязал упорно и неумело. Дина подсела. Айдын Надырович плохо говорил по–русски. Но для того, что бы показать вязку, много слов не требуется.

Дина подарила старику килограмм собачей шерсти и теплый жакет, который вывязала специально для него. Это были самые радостные недели за последний год, наполненные смыслом и любовью. Теперь они часто сидели рядом, мелькая спицами и обмениваясь короткими фразами, в которых была вся жизнь.

– Ты совсем как моя жена, – Айдын долго наблюдал за работой Дины. Смотрю на твои руки – вижу ее. Необразованная женщина была. Книжки мало читала. Ты – ученая. А руки совсем похожи. Красивые.

Господи! Сухонькие, в темных пятнах и набухших жилах, столько переделавшие, столько сновавшие… Лица у стариков разные, а руки одни. Полуграмотный старик из абхазской деревни и некогда светская, некогда блиставшая в ученых кругах москвичка, сидели рядом, ощущая себя самыми близкими людьми на свете. Им одновременно объявили приговор и они приняли решение переселиться в хоспис, что бы умирать вместе.

Айдын Надырович гордился сыном, разбогатевшим в Москве. Он никогда не узнает, что ради его лечения Начик вошел "в дело" – стал приторговывать наркотой. А Джеральдине не дано будет получить весть от Максима Горчакова. Потому что промолчала сидевшая напротив ее в холле сероглазая женщина…

– Алексей Владимирович

Векшин. Аспирант МГУ. Очень талантливый. Представила Аня коренастого паренька в повязке с глазами вечного мальчишки и неунывающего искателя.

– Вижу, – сказала Маргарита. – Аспирант он временно. А вообще мастер.

Доктор Пал Палыч пригласил родственницу больной в ординаторскую.

– Мне известно, Маргарита Валдисовна, что вы медработник и заменили Анне мать. Уверен, вы примете правильное решение. Вашей сестре пятнадцать.

– Скоро шестнадцать.

– Все равно она не способна здраво оценить ситуацию, – он отвернулся к окну. – Позволите закурить? Случай сегодня был сложный. Я ассистировал…

– Ане необходима операция?

– Мы тщательно взвесили все возможности. Опухоль неприятная, но пока локализованная. Учитывая возраст, можно рассчитывать на то, что хирургическое вмешательство окажется результативным… Последующий курс радиотерапии, регулярное наблюдение, щадящий образ жизни…

– Боже… – прошептала Маргарита, не веря услышанному. Почему–то она подумала, как потрясет Аню потеря ее чудесных волос, столь важных в модельной карьере. – А без операции никак нельзя?

– Химия, облучение… Вы сами знаете как избирательно действуют эти методы. Кому–то везет, кому–то нет. Конечно, мы можем положиться на "авось". Припугнуть болезнь и каждый день ждать, когда она снова выпустит щупальца.

Схватившись за голову, Мара воскликнула:

– Ну от чего, от чего это?

Пал Палыч развел руками:

– ОБЗ. Один Бог Знает. У нас здесь, в основном, такие случаи.

– Это не Бог! Это черт, черт! Бог не может…

– Успокойтесь, надо надеяться на лучшее. Есть хороший пример Алексей Векшин. Парень быстро идет на поправку. Кстати – похожий случай. Но причина известна – травма головы при падении на коньках.

– Мог бы и другим местом стукнуться, или полегче. Виноват в данном случае лед, – молвила Маргарита, тупо глядя в угол.

– Вы не на юридическом учитесь? Все ищите причинно–следственные связи. Будто это может что–то исправить. Посмотрите, вторую неделю льет, как из ведра, а в Греции все выгорело. От одних только капризов природы человечество страдает не меньше, чем от последствий технического прогресса. И это называется "стихийное бедствие". – Врач кисло улыбнулся: – А если честно, Маргарита Валдисовна, разве все наше существование не подходит под категорию ОБЗ? Э-эх, простите, у меня обход. – Загасив сигарету, он проводил Маргариту к двери: – Жду вашего решения.

Почти машинально Маргарита добралась до дома.

Тетка поджарила яичницу и сев напротив вяло жующей племянницы, начала длинный монолог, в котором были и сетования на судьбу и жалобы и просьбы. Маргарита не слушала, она подняла глаза на Леокадию лишь увидав в ее руке покачивающийся на тонкой цепочке крестик.

– Вот все и говорят, одна надежда на крест. Ольга–то вас еще младенцами в тайне от мужа покрестила. С моей помощью. Боялась все. Как же, Валдис Янович – член партии! Да и она подстать мужу – кандидат химических наук. Однако ж, сестру свою больную, меня то есть, с дочками в церковь заслала, что бы обряд крещения произвести. Но к церкви Ольга вас не приучала и сама была не сильно верующая. Как все тогда. Крестики ваши нательные потерялись где–то. Вот этот я для Анюточки в Храме купила. На колени встать не могла, что бы помолиться, но батюшка простил. Медный он, недорогой, но по всем правилам освещенный. – Тетка надела цепочку на шею Маргариты. – Как будешь в больнице, так и повесь ей. Жить–то девочке надо теперь с Богом в душе. На него только и надежда.