Возвращение мастера и Маргариты
Шрифт:
– Не она...
– Прогундосил с явной неохотой Юлик.
– Крыса... Не могут площадку подготовить! Гнать всех взашей, никакой ответственности. Не видно что ли? Они же пищат!
После шумной разборки с техническим персоналом и главным художником выяснилось, что никто совершенно не виноват. На чердаке заброшенного дома сами по себе развелись крысы. Художник не обязан копаться в мусоре, а у помрежа - цветущий ринит в результате перенесенного на ногах чилийского гриппа. Касьян, лично осмотрев пострадавшего, высказал спорное предположение, что тот попросту напоролся на гвоздь. Юлий, еще не сообразивший, чьей жертвой предпочтительнее пасть в глазах общественности крысы или гвоздя, отстаивал теперь уже обе версии, открыв любопытным
Через полчаса возгорание было отснято со всех нужных точек и подчистую ликвидировано державшимися на стреме пожарными. Светотехники спешно загрузили аппаратуру в фургончик с надписью "Киносъемочная", в серебристо-обтекаемом микроавтобусе не новой, но впечатляюще японской модели, разместился творческий состав группы. Окна автобуса запотели, скрыв от глаз съемочной группы мрачный облик обреченного на слом дома, красную лаковую "пожарку" у облезлого, обезображенного копотью фасада. По рукам пошли стаканчики кофе, наполняемые из двухлитрового термоса улыбчивой Танечкой
– Сворачиваемся, Сень?
– с надеждой осведомился Закрепа, бодро глянув на требовательного режиссера.
– Офигенный материал, ей богу. Захочешь зиму - нет проблем. Пены у бутафоров до хера. Запалим на заснеженном макете панорамные пожары и задницу как ты хотел отснимем крупняком.
– Я хотел ее здесь, - нахохлился оклемавшийся после дымного чердака Касьян. И вспыхнул свойственным ему в моменты художественного напряжения необузданным влечением к иностранной лексике: - Едрена мазер! Бл-ли-ндаж по шею!.. Ху из ху? Я спрашиваю, кто здесь ху из? А? Растудыть всех этих задниц! В монастырь бы шли! В учительши... Так нет - все в секс-символы подались. Ебаут, натюрлихь, в леди! А для искусства собственную жопу жалеют... Жизнь свою на алтарь кладешь, кровью почти харкаешь... Тарановский сник и показательно закашлялся.
Все с осуждением посмотрели в хвост салона, где на последнем сидении скукожилась под каким-то тряпьем сорвавшая съемку героиня. Несчастная дрожала, но стаканчики с горячим кофе не доходили к ней.
– Понимаю, Касьян Никифорович, - подала она робкий голос, - у вас астма. А у меня - стыд... Мы же договаривались - только по пояс и без крупных планов.
– А вдохновение? Творческий порыв? Да ты знаешь, как наши мастера на площадке работали? По горло в ледяной воде на амбразуру лезли... Без дублеров!
– Тарановский хлебнул из нового, заботливо поданного Таней стаканчика, обжегся, плюнул: - Бл-ли-ндаж!... Да кого это, вообще, колышет - "по пояс общим планом"?! А Ким Бессинджер, а Марлон Брандо! Федерико Феллини, если угодно...
– Вот я же не возражаю! В смысле Брандо, - осторожно подсел поближе к режиссеру с акцией миротворчества герой. Он периодически ощупывал левую ягодицу и одет был крайне странно - в помойный куртец средне-школьного размера, под которым полосатилась тельняшка, и серебристую норковую шапку.
– Отснимусь, как скажешь, в соответствии с творческими планами и порывами твоего вдохновения. А кого условия не устраивают...
– Он бросил взгляд на строптивую партнершу.
– Мы так поняли, что вы не намерены соответствовать требованиям режиссера?
– прокурорским тоном осведомился у молчавшей виновницы конфликта Ливий.
– Раздетой сниматься отказываюсь, - твердо вымолвила та, прервав затянувшуюся паузу.
– Можете, милочка, считать себя свободной. Иск о компенсации материального и морального ущерба вам будет предъявлен в зале суда, торжественно изрек Тарановский,
Накануне натурных чердачных съемок персональная репетиция с главной исполнительницей затянулась. Касьян Никифорович затеял целую лекцию об эротическом элементе в искусстве, начиная с древнего Египта. Но исторической хронологией пренебрег. Неожиданно перейдя к ритуальному искусству любви у индусов-тантристов, он заторопился и вызвался подвезти Мару к метро. По дороге нервничал, дрожал коленом, нарушал правила движения и почему-то оказался в темном тупичке между заборами и новостройкой. Припарковавшись к безхозному кустарнику, задумался о любви к природе, о таинствах мастерства, непроизвольно схватил и сжал руку девушки, стал говорить горячо и непонятно. Мара неловко жалась к дверце, отцепляя от своего пальто мятущиеся руки астматика. Пробормотав что-то о младшей сестре, она ухитрилась выскочить из машины на грани насильственного поцелуя. И этим решила свою судьбу в искусстве.
Таким совершенно косвенным образом конфликт с неугодной исполнительницей вылился в заявление о разрыве сотрудничества, суде и материальной компенсации.
После чего удовлетворенный Барнаульский, уже отрицавший крысу, но опасавшийся, что поранивший его гвоздь был ржавым, отправился в поликлинику делать противостолбнячный укол. Режиссер и сценарист - на дачу последнего, осмысливать содержательную канву фильма и рассматривать кандидатуру новой героини.
Переодевшись в стеганую куртку на китайских перьях, виновница всех неприятностей побежала к метро. Симпатичный осветитель Виталик предложил подвезти девушку на собственном авто, но она решительно отказалась: "Мне далеко".
Больница, где работала Мара Илене, и впрямь находилась у самой кольцевой. На время съемок она взяла отпуск и плюс сколько надо обещала дать будущей кинозвезде за свой счет зам.зава отделением 1-й гнойной хирургии Валерия Юрьевна. С медсестрами здесь сложилась острая напряженка, дураков вкалывать за гроши в столь неприятном месте нашлось не много. После ухода Мары на все отделение осталась одна Шура - пенсионного возраста необъятная толстуха, тяжело переваливавшаяся на слоновьих ногах. Следом сонно ходили две вызывающе здоровые практикантки, все упорней думавшие о том, что подавать пиццу в какой-нибудь кооперативной харчевне куда веселее и прибыльнее, чем надрываться в здравоохранительном учреждении, убивающем юный оптимизм уже одним только неистребимым карболочным духом. А поэтому за техникой внутривенных уколов ученицы наблюдали слабо и общаться с пациентами-доходягами старались меньше - и без того жизнь не радует.
Ранний больничный ужин давно завершился, посетители покинули страдальцев, из старшего медперсонала осталась только дежурившая зам.зав.отделением Валерия Юрьевна. Она уже перекусила в ординаторской домашним бутербродом с котлетой и решила расслабиться под чай просмотром "Санта-Барбары". Черно-белый телевизор "Юность", был подарен врачам родственниками ракового усопшего, боявшимися взять обратно домой инфицированный предмет.
Лишь только раздались победные звуки музыкальной заставки и на экране побежали знакомые картинки, дверь тихо отворилась и перед Валерией Юрьевной появилась та, кому завидовал весь женский персонал отделения, та, которая уже больше принадлежала заэкранной кепвеловской фантасмагории, чем тутошнему реализму.
Вся больница неустанно перемывала косточки везучей девушке - бывает же такое! Наиболее трезвомыслящие особы обсуждали умственные способности неизвестного покровителя, протащившего Илене в кино. Всем было ясно, что без покровителя на экран не попадают, а тем более туда ни в коем случае не попадают такие, как Мара.
– Ой, что это ты?!
– Валерия Юрьевна сняла очки в китаеобразной оправе и уставилась на Мару, как жители разгромленной квартиры на вызванного к ним заслуженным спиритом Барабашку.