"Возвращение Мюнхгаузена". Повести, новеллы, воспоминания о Кржижановском
Шрифт:
Возникла мысль дать несколько очерков. Газета по его просьбе прикомандировала к нему фотографа. В результате появились "2000" (улиц), "Московские вывески", "Уличные фотографы", а несколько позже большая статья с философским обобщением наблюдений "Штемпель "Москва"". Напечатанная в журнале "Россия", она принесла автору не только солидный гонорар, но и хорошее знакомство с редактором Лежневым [114] .
114
Лежнев И. (Альтшулер Исай Григорьевии; 1891—1955) литературовед и публицист; с 1922 г.— редактор журнала «Россия».
Обилие
Это было время больших планов, больших ожиданий, веры в свои силы и упорного, упрямого труда. Он вообще был трудолюбив, хотя и считал себя отъявленным лентяем; позднее в письмах постоянно жаловался на неспособность работать, длительные паузы, перерывы, даже отвращение к работе.
Творческий процесс каждого художника имеет свои особенности, можно воспитывать в себе те или иные способности, но нельзя насиловать самый процесс.
С. Д. мог легко с разгону написать в два-три дня шесть печатных листов, а потом неделями страдать от невозможности выжать из себя хотя бы одну строчку. А между тем именно в эти изводившие его так называемые "творческие пустоты" он не переставал вынашивать в себе замыслы, не отдыхая ни минуты. Голова его работала и тогда, когда он, лежа на диване, смотрел широко раскрытыми глазами куда-то вдаль, и тогда, когда шагал по московским улицам, и когда тихим вечером, сосредоточенный, ушедший в себя, сидел на скамье какого-нибудь бульвара.
Сюжет ложился на бумагу только после того, как был продуман, выстрадан, определена система образов, найдена композиция, отысканы нужные слова, отточены фразы. Вначале он писал от руки, но постепенно выработалась привычка к диктанту; ему необходимо было мыслить вслух, воспринимать текст в звучащем слове. Сам он не только не владел машинкою, но даже никогда не думал о приобретении ее для личного пользования.
Его нередко приглашали читать свои рассказы, и он читал много, часто, всюду, где только проявлялся интерес к нему. Одно время было даже модно "приглашать на Кржижановского".
Завязывались знакомства, устанавливались дружеские связи.
Как-то мой большой друг режиссер Камерного театра Леонид Львович Лукьянов [115] попросил у меня для прочтения "Сказки для вундеркиндов". Спустя несколько дней при встрече он сказал: "Знаете, эти маленькие новеллы Кржижановского хороши, даже замечательны. Из него выйдет большой писатель. Я не удержался, рассказал содержание некоторых сказок Таирову: Александр Яковлевич загорелся желанием познакомиться с автором. Нельзя ли это устроить?"
115
Лукьянов Леонид Львович (1880—1965) — режиссер Московского камерного театра.
Первые же встречи Кржижановского с Таировым надолго определили их взаимоотношения, сначала внимательные, затем теплые, дружественные.
Таиров был известным режиссером, создателем своего собственного театра - Кржижановский неизвестным начинающим писателем, но что-то влекло этих разных людей друг к другу. Таирову нравилось своеобразие дарования Кржижановского, упрямство в достижении намеченных целей, стойкость под ударами бесчисленных невезений, или, как он шутя их называл, "невезятин". С своей стороны, Кржижановский уважал Александра Яковлевича не только как режиссера с большим вкусом и фантазией, но и как художника принципиального, всегда отстаивавшего свои позиции, сохранившего за своим театром название Камерного, несмотря на все невыгоды такого названия и "советы свыше".
Постановка трагедии Расина "Федра" с Коонен в главной роли была в те дни высшим достижением в театральном искусстве. До сих пор не могу забыть первого выхода Федры. Высокая, прямая, в длинном
Как большой художник, Таиров не мог не чувствовать дыхания революции, не мог не восторгаться героикой современности, гуманностью выходивших декретов, размахом планов строительства, но драматургия тех дней его не удовлетворяла. Он был бесконечно счастлив, когда ему удалось получить для своего театра первую подлинно художественную пьесу, отразившую пафос революции: "Оптимистическую трагедию" Вишневского. И он первый ее поставил, и поставил с присущим ему мастерством. Положение его было трагическим: понимая и принимая революцию и современность, он так и не сумел отразить эпоху в своем творчестве. Репертуар театра, высокохудожественный, оригинальный, не отвечал требованиям актуальности, и спектакли у широкой публики не имели успеха.
В первую же встречу Александр Яковлевич предложил Кржижановскому прочесть курс лекций по истории искусства [116] в недавно открывшейся школе - так называемых Государственных экспериментальных мастерских. Позднее курс истории искусств был заменен курсом русской литературы. Занятия со студентами шли все годы вплоть до закрытия театра.
Внимание Таирова к Сигизмунду Доминиковичу росло, с годами переходя в трогательную, почти нежную заботливость о нем.
Когда однажды Кржижановский попал в трудное положение, Таиров заволновался: "Кто ваш главный враг? Скажите. У меня все-таки есть связи... может..." - "Нет, Александр Яковлевич, не может, и ничто не поможет. Мой главный враг - я сам. Я тот пустынник, который сам для себя медведь".
116
В первую же встречу Александр Яковлевич предложил Кржижановскому прочесть курс лекций по истории искусства...— Видимо, ошибка памяти: по свидетельству слушательницы первого курса лекций Кржижановского в МКТ актрисы и режиссера Нины Станислааоввы Сухоцкой (1905—1988), Таиров предложил Кржижановскому самому «придумать» курс и составить программу, и Кржижановский назвал этот курс «Психология сцены».
1924 год. Январь месяц принес стране весть о горестной утрате: скончался Владимир Ильич Ленин. После незабываемых - трагических в своем величии - дней и ночей прощания жизнь, казалось, потекла своим порядком. На поверхности все шло, как шло, но в сознании людей появилась едва ощутимая трещина.
Москва по-прежнему шумела, суетилась, куда-то неслась... Иногда она представлялась мне огромной веселой каруселью, наподобие той, которую я видела в детстве, когда отец водил нас, детей, в праздник на "Куликово поле". С круглого потолка карусели свисают фестоны ярко-красного бархата с золотой бахромой и кистями, к дощатому полю прикреплены по кругу лодки и качающиеся лошади. Заплатив пятачок, можно выбрать любое место, но, конечно, на лошади куда интересней. Все места заняты. Хозяин дает знак, его подхватывает веселая музыка. Карусель начинает двигаться, сначала медленно-медленно, потом все быстрей. Лошадь раскачивается в такт музыке, голова откидывается назад, и ты уже несешься вскачь по широкой, вольной степи навстречу ветру... Еще три-четыре оборота, музыка играет тише, движения замедляются, и ты снова у того места, где поднялась на круг.
Я не сомневалась в том, что мое ощущение жизни как заманчивой и обманчивой карусели неправильно: история не стоит на месте, не прекращаются ни на минуту глубинные процессы, имеющие свою закономерность, но эти процессы становятся понятными лишь по выходе на поверхность, а пока живешь тем, что видишь вокруг. Знание есть знание, а ощущение есть ощущение.
Кржижановский продолжал заниматься со студентами, писать новые рассказы, читать их, но моральное самочувствие его снизилось, дела в издательствах не налаживались, пройти в печать было делом сверхтрудным.