Возвращение на родину
Шрифт:
Стоя у фургона и нерешительно заглядывая внутрь, Томазин услышала шаги, приближающиеся из темноты за ее спиной. Она обернулась и увидела знакомую фигуру в плисовой паре и красную с головы до ног; свет от фонаря падал на нее сквозь сетку дождя.
– Я думал, вы пошли вниз по склону, - проговорил он, не вглядываясь в ее лицо.
– Как вы опять тут очутились?
– Диггори!
– пролепетала Томазин.
– Кто вы?
– продолжал Венн, все еще не разобравшись.
– И отчего вы сейчас так плакали?
– Диггори! Неужели ты меня не узнаешь?
–
– Ну да, конечно, я так укутана. Но ты это о чем? Я не плакала, и меня раньше тут не было.
Венн сделал еще несколько шагов и увидел наконец освещенную сторону ее фигуры.
– Миссис Уайлдив!
– воскликнул он, глядя на нее во все глаза.
– Вот так встреча! И ребенок тут! Да что случилось, что вы одна на пустоши в этакую ночь?
Она не смогла сразу ответить, и, не спрашивая у нее разрешенья, он вскочил в фургон и, протянув ей руку, помог войти.
– Что случилось?
– повторил он, когда они оба уже стояли внутри.
– Я шла из Блумс-Энда и сбилась с дороги, а мне надо скорей домой. Пожалуйста, покажи мне, где идти! Это так глупо, что я сбилась, уж мне бы надо знать Эгдон, не понимаю, как это вышло. Скорей покажи мне дорогу, Диггори, ради бога!
– Ну, покажу, конечно, да я сам пойду с вами. Но ведь вы уже были здесь, миссис Уайлдив?
– Только сейчас подошла.
– Странно. Я тут лежал и спал и дверь была заперта от непогоды, как вдруг, минут пять назад, я проснулся (у меня чуткий сон) оттого, что где-то совсем рядом женское платье по вереску прошуршало, и еще я услышал, что плачет она, эта женщина. Я встал и высунул фонарь, и как раз там, куда свет еще доставал, я увидел женщину; она отвернулась, когда свет упал на нее, и скорей, скорей пошла туда, вниз. Я повесил фонарь обратно, и любопытство меня взяло, живо оделся - и за ней, но ее уже и след простыл. Вот где я был, когда вы подошли, ну, а потом я вас увидел и подумал, что это опять она.
– Может, из поселка кто-нибудь? Домой возвращалась?
– Нет. Слишком поздно. Да и платье по вереску как-то вроде свистело, так только от шелка бывает.
– Ну, так уже, значит, не я. У меня платье, видишь, не шелковое... Скажи, мы сейчас не где-нибудь на пути между Мистовером и гостиницей?
– Да около того.
– А вдруг это она! Диггори, я должна сейчас же идти!
Венн не успел еще фонарь отцепить, как она уже выпрыгнула из фургона; он спрыгнул следом.
– Я понесу ребенка, мэм, - сказал он.
– Вы, наверно, устали.
Секунду Томазин колебалась, потом передала ребенка в руки Венна.
– Не прижимай ее слишком сильно, Диггори, - сказала она, - не сделай больно ее ручкам. И закрывай ее сверху плащом - вот так, чтобы дождь не попадал ей на личико.
– Все исполню, - с жаром отвечал Венн.
– Как будто я могу сделать больно чему-нибудь, что вам принадлежит!
– Я хотела сказать - нечаянно, - поправилась Томазин.
– Ребенок-то сухой, а вы вот, кажется, промокли, - сказал охряник, когда, готовясь запереть дверь,
Томазин послушно шла за ним, а он двигался не спеша, сворачивал то направо, то налево, в обход более крупных кустов, временами останавливался и, прикрыв фонарь, оглядывался назад, стараясь определить положение Дождевого кургана, высившегося за ними, - чтобы идти правильно, надо было все время иметь его у себя за спиной.
– Диггори, дождь там на ребенка не капает, ты уверен?
– Ни капли не проходит, будьте покойны. А сколько ему времени, мэм?
– Ему!
– укоризненно сказала Томазин.
– Неужели не видно сразу, что это девочка? Ей почти два месяца. Далеко еще до гостиницы?
– Чуть больше четверти мили.
– Ты не можешь идти немножко быстрее?
– Я боялся, что вам трудно будет за мной поспевать.
– Мне надо скорее, скорее домой. А, вон и свет в окне!
– Это не в окне. По-моему, это фонарь на двуколке.
– Ах!
– воскликнула Томазин в отчаянии.
– Зачем только я не пошла раньше! Дай мне ребенка, Диггори, тебе незачем идти дальше.
– Нет, я пойду с вами до конца. Между этим светом и нами трясина, вы там по шею увязнете, если я вас кругом не обведу.
– Но ведь свет в гостинице, а перед ней нет никакой трясины.
– Нет, свет пониже гостиницы - ярдов на двести - триста.
– Все равно, - торопливо сказала Томазин.
– Иди на свет, а не к гостинице.
– Хорошо, - ответил Венн, покорно поворачиваясь, и, помолчав, добавил: - Сказали б вы мне все-таки, что у вас за беда стряслась. Разве я вам еще не доказал, что мне можно довериться?
– Бывает такое, чего нельзя сказать тому, кто... тому, кто... Но тут ее голос оборвался, и больше она ничего не смогла выговорить.
ГЛАВА IX
СВЕТ И ЗВУКИ СВОДЯТ ПУТНИКОВ ВМЕСТЕ
Увидев в восемь часов сигнал Юстасии, Уайлдив немедленно изготовился помогать ей в бегстве и, как он надеялся, сопровождать ее. Он был несколько взволнован, и то, как он сообщил Томазин о своей предполагаемой поездке, само по себе могло вызвать ее подозрения. Когда она легла, он собрал вещи, какие могли понадобиться в дороге, потом пошел наверх, и достал из денежной шкатулки порядочную сумму в банкнотах, которую ему авансировали на расходы, связанные с переездом, под обеспечение имуществом, во владение коим он вскоре должен был вступить.
Затем он пошел в конюшню и каретный сарай - проверить, в достаточно ли хорошем состоянии лошадь, двуколка и сбруя, чтобы выдержать дальнюю поездку. Там он провел около получаса, и когда возвращался домой, то не имел никаких сомнений в том, что Томазин мирно спит в постели. Паренька, что работал в конюшне, он отпустил, дав ему понять, что выедет утром часа в три-четыре, время необычное, но не столь странное, как полночь, на которую они сговорились с Юстаспей, так как пароход отходил из Бедмута между часом и двумя.