Возвращение Пилота. Старатель
Шрифт:
– Да. Если хочешь – наличку, ту, что есть, приму. Мне монеты нужны – есть у нас некоторые, не признающие безнал.
Цифры, тем временем, меняются, высвечивая актуальный баланс – двести сорок монет, что, по моему мнению, весьма недурно для первого дня пребывания в новом мире.
– К врачу сходи, – теряя ко мне интерес, бармен кивает на выход, не утруждая себя более сложным способом выпроваживания бедного посетителя: – Он чип первой помощи даст, – маскирует он заботой желание побыстрее от меня отделаться: – Тебе лишним не
Кабинет врача, дверь которого была отмечена небольшим красным крестом, я заприметил ещё в первый раз, но тогда идти к Семён Петровичу было не с чем, да и денег не было, не то, что сейчас.
Осторожно постучав и услышав в ответ неразборчивое бормотание, толкаю дверь, оказываясь в подобии медицинского кабинета.
Почему в подобии?
Да потому, что внутри самая обычная квартира, где на покрытом линолеумом полу стоят пара шкафов медицинского вида, стоматологическое кресло, койка с панцирной сеткой, проглядываемой сквозь сдвинутый в сторону матрац и стол с микроскопом, за которым сидит сам эскулап, разглядывающий меня с нескрываемым воодушевлением.
– Здравствуйте, Семён Петрович, – заходить внутрь мне совсем не хочется – сказывается моя нелюбовь к врачам в общем, а дантистам в особенности. Не поймите неправильно – я не спорю, что врачи делают очень нужное дело, но вот что до меня, то уж простите, но я как ни будь сам. Ну, полечусь.
– И тебе здравствовать желаю. Чего встал, заходи, – приподнявшись со своего места, он хлопает ладонью по спинке пластикового стула, стоящего рядом со столом и бывшего родным братом мебели, виденной мной в баре.
– На что жалуемся? – Стоит мне усесться, как док, поправив халат, достаёт из недр стола стетоскоп, вешая его себе на шею.
– Ты же новенький, да? Пилот-испытатель? Всё верно? Я ничего не упустил?
– Всё так, – киваю и видя, что он берётся за стетоскоп, готовясь вставить концы в уши, поспешно добавляю: – У меня всё в порядке. Ничего не болит.
– Точно? Может зубы? Давай, проверю.
– Нет-нет, спасибо, – с трудом сдерживаюсь, чтобы не соскочить со стула: – Я тут по другому делу. Мне бы вот, – подняв руку оттягиваю рукав, демонстрируя КПК: – Программ бы.
– Точно ничего не болит?
– Абсолютно! Спасибо! Здоров!
– Жаль, – вздыхает он: – Я же так совсем всё забуду. Никакой практики. Купол, – он кивает на окно: – Всё лечит. Медленно, но верно. Ну и аптечки тоже, – ещё раз вздохнув, Семён Петрович принимается копаться в столе, чтобы десяток секунд спустя выложить передо мной несколько уже знакомых брусочков красного цвета с косыми белыми полосами различной толщины.
– Это – бесплатно, – пододвигает он ко мне брусок с самой тонкой полоской: – Базовое лечение.
– А остальные? – Приложив бесплатный к экрану, киваю на оставшиеся.
– Продвинутое лечение ран, – палец врача касается бруска с более толстыми полосами: – Две сотни
– Я позже зайду, – кладу на стол, опустошённый моим КПК брусок: – Как заработаю. Только прибыл, откуда у меня такие деньги?! Спасибо, Семён Петрович, если что – я зайду, – поднимаюсь со стула, но врач, качая головой, выражает несогласие с моими действиями.
– И куда собрался, торопыга? Лечиться чем будешь?
– Так я же загрузил?!
– Загрузил он, – хмыкнув, док вытаскивает из ящика стола небольшую коробочку белого цвета: – Держи. Аптечка на три заряда. КПК только определит, что и как лечить, понимаешь?
– Эээ… да. – покрутив коробочку в руках замечаю крепления с одной стороны – точно такие же, что и на поясе. Ага…
Щёлк!
Аптечка прилипает к поясу словно родная.
– Лечит так себе, – кивнув, продолжает врач: – Но хоть что-то. Разбогатеешь – приходи, посерьёзнее дам. И вот ещё, – чуть прищурившись, он окидывает меня быстрым взглядом: – Рюкзак ты где оставил?
– Рюкзак? Нет его у меня.
– Ну ты даёшь. Ствол, КПК взял, а рюкзак чего? Забыл?
– Эээ… Ааа…
– У Михайлыча получи. Новичкам – положено.
– Скажите, – кивнув – понял, мол, задаю вопрос, мучающий меня практически с самого начала моего пребывания здесь: – А новичков, таких как я, много?
– Мало, – с сожалением качает головой врач: – Появляются, но редко. В основном – как и ты, из прошлого выпадают. А после, – он досадливо морщится: – Кто-то нормально устраивается, а кто-то погибает, или ещё хуже. Если ты удивлён, ну что с тобой тут не возятся, – врач разводит руками: – То ты на людей зла не держи. Выживаем мы тут. Сам понимаешь – не до залётных из прошлого.
– Да я не в претензии, – киваю, и тотчас задаю вопрос: – Погибает? А это как? Тут же не умирают.
– Умирают, друг мой, ещё как умирают. Человек существо такое, что порой лезет туда, куда ни одно животное и носа не сунет. А мы – суём. Причём некоторые – добровольно. От безысходности.
– Понимаю, – немного помолчав, всё же решаюсь уточнить: – А вы сказали – хуже. Хуже, чем смерть. Это вы о чём?
– Ты что? – Удивление на его лице столь сильно, словно я спросил почему деревья при ветре качаются.
– Тебе Михалыч о нашем мире ничего не рассказал?
– Нет, – развожу руками, и он мрачнеет: – Ну, блин! Я с ним поговорю. Нельзя вот так вновь прибывших бросать! Хуже, это когда нормальный человек, с виду нормальный, ЧеЗешником становится.
– Кем?!
– У него спроси, – вытащив из стопки бумаг исписанный лист, Семён Петрович принимается его изучать, давая понять, что разговор окончен. Ладно, я не гордый. Намёки понимаю.
– Спасибо, – коротко поклонившись, направляюсь к двери, подле которой меня настигает его окрик.