Возвращение Повелителя. Книга I
Шрифт:
— Ты покинула свой пост! — яростно кривя верхнюю губу, из-под которой торчали слегка пожелтевшие клыки, прокричал в самое лицо застывшей перед ним Ди барон Вирг. — Из-за тебя эльфы уничтожили, осквернили наше капище! А теперь ты еще обманом привела к нам в замок иномирцев! — барон отвел руку назад с явным желанием залепить Ди пощечину.
— Ну! Ударь ее! — произнес я, не слезая с коня. — Ударь! И я откажусь от статуса гостя. А после этого уничтожу все твое гнездо. А тебя посажу на кол, на котором ты будешь мучительно оплывать в течение суток, глядя, как напротив тебя также страдают твоя жена и дети! Давай!
С этими словами я выпустил вокруг
— Не надо, дядя, — тихим голосом попросила Ди. — Не делай этого. Он выполнит свое обещание. Я его — барна.
Барон опустил руку. Его клыки медленно втянулись. Ударить чужую барну это нанести тяжелое оскорбление ее хозяину. Отвечать за это придется своей кровью. А в данном случае еще и кровью своих родных.
Тут, пожалуй, поясню. Барна — раб или рабыня, обращенные в это состояние после того, как были захвачены в плен в сражении с оружием в руках. Ничем от других рабов (варн) они не отличаются, но по своему положению все-таки стоят чуть выше тех несчастных, которых купили на невольничьем рынке. Нет, не совсем так. Одно отличие у них все-таки есть — хозяин не может продать барну или подарить, или каким-то другим способом передать на него/нее свои права. Только или убить, или отпустить, если захочет избавиться.
Почему ударить чужую барну (или варну — без разницы) это оскорбление? Потому что раб — это имущество хозяина. Это, как если кто-то плюнет на лобовое стекло вашего авто или разобьет его. После такого владелец обычно выскакивает с монтировкой в руках, хотя непосредственно его никто и не трогал. И такая его реакция всем понятна. Тут то же самое. Только в Мезинаре дело не обойдется тривиальной дракой с нанесением «тяжких телесных», тут принято за подобное убивать.
Теперь по поводу статуса гостя, который дает мне в сложившейся ситуации преимущество — я буду решать, начинать побоище или нет. Перед нами были открыты ворота замка, в которые мы и въехали только что. Ну, я с Михаилом въехал, а Ди вошла пешком, ведя свою лошадь в поводу. Открытые ворота означают, что нас тут принимают как гостей. А гость неприкосновенен. Это местный императив. Лишить меня этого положения по своей воле и напасть на меня барон не может. А вот я могу, будучи оскорбленным, отказаться от статуса гостя, о чем, конечно, должен сначала предупредить, и устроить тут резню.
В общем, мезинарские заморочки, очевидные для уроженцев этого мира, но могущие показаться какими-то излишне запутанными для посторонних.
— Проходите в дом. Мы рады принять вас как гостей, — проговорил барон Вирг, он же дядя моей Ди, он же глава гнезда вампиров, состоявшего, кроме него, его жены и двух взрослых сыновей, один из которых уже был сам женат, еще из одиннадцати человек, среди которых были и отец с матерью моей рабыни.
Последние смотрели сейчас на Ди, но подойти к ней не могли. Разрешение на это они сначала должны были получить у меня.
— Поздоровайся со своими родителями, Ди, — бросил я девушке, соскакивая с коня и давая знак, что можно спешиваться, Михаилу.
Да, со мной сейчас из моей тройки бойцов только Михаил. Сержант Федор Спелый, который вот уже декаду зовется бароном Федром, и Сергей остались в замке барона Федра, где им предстоит обустроить первую базу землян в Мезинаре.
Двадцать
Выехали мы тогда из сопряжения на небольшое пшеничное поле, лигах в пяти от которого виднелся какой-то городок. То, что это город, было понятно по торчавшему шпилю ратуши. В деревнях подобных строений быть не может.
— Я знаю, где мы! — воскликнула радостно Ди. — Я узнаю местность. Мы в Кинде, хозяин! Здесь, днях в шести — семи пути расположен замок нашего гнезда. Так что если захотите, мы сможем туда заехать.
В Кинде? Это удачно, подумал я. Отсюда можно и до Корнубии добраться, где мой императорский замок был. Интересно, он разрушен и заброшен, или кто-то в нем обосновался? Надо бы проверить. Но пока было не до этого.
— Двигаемся вон к той роще! — скомандовал я. — А то и из местных кто-то может нас заметить, и еще, чего доброго, эта сумасшедшая — ее императорское высочество, принцесса Екатерина через Решетилова прорвется, и придется мне ее убеждать вернуться, теряя драгоценное время. Вперед!
М-да… Принцесса Екатерина Михайловна. Никогда ее прежде, до прибытия в Нижнеуральск не видел. Ни по телевидению ее никогда не показывали, ни фото в журналах не публиковали. В сети иногда появлялись какие-то видео с ней, но на них она всегда была далеко, и разглядеть внешность нашей будущей императрицы было невозможно.
Единственная дочь покойного российского императора Михаила. Через три года ей исполнится двадцать один, и тогда состоится торжественная церемония ее коронации, после которой по идее она должна будет взять бразды правления страной в свои руки. Только вряд ли ей это кто-то позволит. Сейчас и вот уже на протяжении последних восьми лет рулит всем Совет аристократов, который выпускать власть из своих загребущих лап отнюдь не собирается.
Вообще, положение императорской семьи мало чем отличается от своеобразного заключения. Вдовствующая императрица совсем Кремль не покидает, по-моему. И не думаю, что ведет она себя так по собственной воле. Уверен, что ее просто не выпускают оттуда. А принцесса, значит, все-таки относительно свободно перемещаться может. Инкогнито, правда, но все же такую возможность ей дают.
Сопряжения ей, видите ли, посмотреть захотелось. Ну-ну… Впрочем, понять девушку можно. Восемь лет назад ее отец, его императорское величество Михаил в одном таком и сгинул. Только не в нижнеуральском, а в архангельском.
Решил сходить на переговоры. Сам. Лично. Не один, конечно, а со свитой советников и чуть ли ни целым полком вооруженной до зубов гвардии. Наивный дядя.
Въехала вся эта компания в портал на броневиках и лимузинах под белым флагом. Не вернулся никто.
Это на земле белый цвет — символ мирных намерений. В Мезинаре он означает объявление войны. И не простой, а на полное уничтожение. Войны, которая будет вестись до тех пор, пока от врагов, их замков, городов, деревень и всего прочего не останется ничего — как ничего нет на белом флаге. Идиоты!