Возвращение приграничного воина
Шрифт:
— Джонни?
Бесси. Хотя бы сестра узнала его. Ей было всего восемь, когда он уехал. Как все малыши, они дружили, объединившись против всего мира. Теперь она превратилась в настоящую женщину.
Он спрыгнул с лошади, и сестра бросилась ему на шею. Он тоже обнял ее и надолго прижал к себе, чтобы выгадать время, продлить иллюзию того, что ему рады.
— Ах, Джонни. Я всегда говорила, что ты вернешься.
Он отпустил ее и заглянул в глаза. Карие, как у всех Брансонов, кроме него самого, но сегодня покрасневшие от слез.
Он
— Я ненадолго, Бесси. — Он не останется. Ни за что. — Теперь я в свите короля и зовусь сэр Джон.
Роб спустился с парапета стены и без улыбки пожал ему руку.
— Нам надо поговорить, — начал было Джон. — Король хочет…
— Чего бы он там не хотел, сейчас я слушать не стану. Сперва мы проводим Рыжего Джорди в последний путь. Разговор подождет.
Так было всегда. Любая работа, любые дела замирали в «мертвые дни» перед похоронами.
Хотя у короля не было времени ждать, пока приграничные жители соблюдут все свои традиции, Джон смолчал и вслед за Бесси зашел в замок. Его тяжелые доспехи протестующе бряцали, пока они поднимались по лестнице в общий зал.
— Я нашла его в постели, — сказала Бесси, видимо полагая, что Джону не все равно, — после того, как он не спустился к завтраку. Он умер во сне, и никого не было рядом, чтобы услышать его последние слова. — Она говорила шепотом, словно боялась расплакаться, если заговорит громче. — Ушел, не успев ни с кем попрощаться. — Ее голос дрогнул. — Он казался таким умиротворенным, будто просто заснул.
— Позорная смерть для воина, — пробормотал Роб за его спиной.
У дверей в зал Бесси остановилась.
— Я должна обрядить его тело. — Еще раз быстро обняв Джона, она поспешила вверх по лестнице в покои, где умерший отец лежал, воспарив над ним точно злой ангел.
Хоть кто-то искренне скорбел о Джорди Брансоне.
Они вошли в переполненный людьми зал. В большом очаге напротив потрескивал огонь. Первым делом он обратил внимание на полудюжину воинов, собравшихся за столом, а потом уже принялся рассматривать остальных скорбящих.
— Это мой брат Джон, — объявил Роб, не позаботившись поставить перед его именем рыцарский титул или сообщить о том, что он прибыл не ради похорон.
Один за другим мужчины вставали из-за стола и приветствовали его. Закаленные междоусобицами и тяжелой жизнью, облаченные в стеганые шерстяные куртки и изношенные кожаные сапоги, они по очереди пожимали ему руку, оделяя своим доверием — просто потому, что он был Брансон. Никаких иных причин им не требовалось.
Последним поднялся узкоплечий воин, до того сидевший к нему спиной. Когда он повернулся лицом, Джон изумленно понял, что перед ним женщина.
В ее карих глазах не было той теплоты, с которой на него смотрели ее товарищи.
— Это Кейт, — сказал Роб. — А это ее люди, — прибавил он, будто это обстоятельство было таким же обыденным, как цветение вереска.
Она была высокая, худощавая, светловолосая,
Женщина, которая отказывалась быть женщиной. Как ему вести себя с таким существом?
Он протянул ладонь для рукопожатия, но она отказалась принять его руку и ограничилась коротким кивком. Он тоже кивнул, чувствуя себя задетым. Его рука неловко повисла вдоль тела. Потом его взгляд оторвался от ее глаз и невольно проследовал ниже, к грудям и бедрам. Он не нашел плавных линий. Сплошные острые углы. Мужчину этим не завлечь.
И, судя по всему, никто и не пытался.
— Вы тоже из Брансонов? — спросил он. Наверное, это какая-то давно забытая кузина.
Вздернув подбородок, она отрицательно тряхнула своими коротко остриженными волосами.
— Я Гилнок.
Гилноки приходились им дальними родственниками и вели свое происхождение от того же свирепого кареглазого норманна, что и Брансоны. То была единственная семья в приграничье, которая отличалась еще большей неспособностью прощать, чем его собственная.
— Теперь она живет под нашей крышей, — сказал Роб. Под защитой Брансонов. Словно какая-то сирота.
Быстрым жестом она распустила своих людей и подошла к Робу и Джону.
— Нам надо поговорить, Роб. — Тембр ее голоса удивил Джона, оказавшись более проникновенным и низким, более бархатистым, чем он ожидал. Будто она делилась секретами в ночной темноте. — Твой отец умер, не выполнив своего обещания. Что будет дальше?
— Он был не вашим отцом, — заметил Джон, гадая, о каком обещании идет речь. В ней было больше от Брансонов, чем в нем самом, словно она нацепила мужское платье, чтобы узурпировать его место.
— Он был моим вождем, — ответила она, не сводя взгляда с нового вождя клана. — И поклялся защищать мою семью.
— Брансоны дали тебе обещание, — сказал Роб с едва различимым гневом в голосе. — Оно будет выполнено.
В приграничье клятвы оставались в силе даже после смерти. При дворе их могли нарушить еще до обеда.
— Когда? — спросила она.
— После похорон, — ответил Роб. — До тех пор твое дело потерпит. — Он выразительно посмотрел на Джона. — Как и все прочие.
Перехватив его взгляд, Кейт повернулась к Джону.
— Вы приехали не из-за его смерти? — В ее оценивающем, готовом к осуждению взоре не было того тепла, которое он привык наблюдать в женских глазах. Она была холодна и сурова, совсем как его брат.
Роб мог сколько угодно требовать отложить разговор, но король, в отличие от его отца, был жив. И не отличался терпением.
— Я привез послание от короля.
— Ты хотел сказать, от его дядюшек, от его матери или же от его отчима? — Роб явно не горел желанием его слушать. Как и Кейт Гилнок.