Возвращение с края ночи
Шрифт:
«Так. Значит, они меня не знают! Либо наглы до изумления, либо у меня завелся двойник с дурной привычкой не платить долги. И то и другое, по меньшей мере, странно!» — И в этот миг время, отпущенное Воронковым самому себе на мысли и разговоры, кончилось.
Он резко выдохнул и так же, рывком, вошел в работу. Одновременно с этим, может, на долю секунды раньше очкастый, сделав еще полшага, без затей решил шарахнуть «должника» ногой в голову. Чего-то подобного Сашка и ожидал, даром что «студент» был упакован в тесные джинсы. А что ему, дылде, ноги длинные, никто еще не укорачивал, вот и машет себе…
Земля будто сама
Воронков распрямился, и клиент, не успев ничего понять, отправился в полет. А к ним уже, оскалясь, нацеленно рванулся крепыш в кожанке. Продолжая пируэт, Сашка сложился в поясе и, оттолкнувшись ладонью от земли, хлёстом послал свою левую ногу ему навстречу. Вектор силы шел по диагонали от руки, и бандитообразный нарвался. Так нарвался, что отдалось в пятке и в плече и стало ясно, что добавки вряд ли потребуется.
Крепыш еще рушился, а Сашка, распрямившись, как пружина, прыгнул к последнему участнику инцидента. Вьюнош бледный со взором горящим, облаченный как на свадьбу, отшатнулся с похвальной резвостью. Шустрый, слов нет! Небось, гадает, что это за капоэйра такая… А вот и ошибочка ваша, капоэйра тут ни при чем. Бразильские негры, конечно, народ симпатичный, но не только они фишку секут!
Сашка быстро пошел на сближение. До сих пор «жених» практически не принимал участия ни в разговоре, ни в сшибке. Этакий тихоня… Только вот глаза у него неподвижные и словно бы не свои, а вставленные от школьного анатомического муляжа. Дохляк-садист, небось, из тех, которые кошек мучают. Напоследок дать ему по башке и забыть. Про весь дурацкий случай забыть — по-настоящему знающие люди вообще не дерутся, от них не исходит ни страха, ни агрессии. А если к тебе привязались, значит, у тебя проблемы с личной силой…
Ого! — Воронков чуть не воскликнул от удивления вслух. В руках у «жениха» сверкнул и затанцевал узкий клинок — в тихом омуте водились-таки черти!
Нож крест-накрест молниеносно перечеркнул воздух перед самым лицом. Пугаться не было времени — выпад шел в живот, и сразу выше, в грудь или в горло. Но какие пустые у него глаза…
Сашка скрутом корпуса ушел с линии атаки, одновременно кистевым шлепком парируя, пропуская руку с ножом мимо себя.
Нападающий провалился, теряя равновесие, и Воронков, подныривая, хлестко ударил его кулаком левой в пах.
Силой удара тихоню согнуло пополам, и Сашка, не теряя темпа, врезал ему сбоку локтем по шее, за волосы запрокинул голову назад, затылком на колено и, рискнув выпустить руку с ножом, добавил вдогон ребром правой ладони в переносицу.
В ней что-то хрустнуло, и «жених» лег, моментально залившись зеленоватой бледностью, а Сашка остался стоять над ним, ощущая смесь кровожадного азарта с отвращением и желанием, чтобы все поскорее закончилось.
Однажды ему довелось убить палкой крысу — та оказалась живучей и никак не хотела умирать. Она визжала, дергалась, а Сашка бил ее и бил, испытывая примерно такие же чувства…
Он огляделся.
Так, местная молодежь в восторге — разве что не аплодируют.
«Студент», крепко приложенный хребтиной о
Очки, правда, потерял, и теперь видны белки его закатившихся глаз.
Кожаный крепыш копошится на мокром асфальте, пытаясь то ли встать, то ли просто собрать в одно целое фрагменты окровавленной физиономии. Левая нога до сих пор гудит — похоже, самые большие проблемы у недобандита будут с челюстью. В следующий раз подумает, прежде чем униформу «конкретного пацана» примерять.
А с «женишком» и подавно все ясно.
— Нога бойцов разить устала, и пяткам пролетать мешала гора кровавых тел… — пробормотал Сашка, чуть склонившись, и разглядывая нож.
Занятная, однако, штучка! Ничего общего с дешевой китайской выкидушкой, которую можно ожидать увидеть в руке урода такого пошиба.
Он с профессиональным интересом вгляделся в изящный кинжал с узким, хищным клинком из синевато-блескучей стали с едва угадываемым узором, машинально отмечая про себя характерные черты:
«Высокое центральное ребро жесткости, двусторонняя бритвенная заточка — лезвия даже на вид очень острые! В сечении — ромб с вогнутыми сторонами. Темная, почти черная рукоятка, дерево или камень, но явно не пластик. Что там на ней? Ого!»
Тонкая резьба изображала неизвестного науке зверя, вставшего на дыбки. Чрезвычайно живая фигурка с чрезвычайно нехорошим выражением на морде. Пожалуй, подумаешь, прежде чем в руки взять, — еще цапнет…
Воронков все же нагнулся, протянул руку к кинжалу — и тут же сквозь арку во двор ворвался звук взвывшей невдалеке на улице сирены. Мало ли по какому поводу подал голос «цементовоз», но Сашка тут же отпрянул от трофея. А вдруг это кто-то из жильцов, увидев в окно драку, не поленился набрать ноль-два?
Он быстро глянул в сторону подростков — а те ускоренным маршем меняли диспозицию. Часть трусила к подъездам, а несколько самых великовозрастных сыпались по короткой лестнице, ведущей в подвал. Реакции аборигенов стоило доверять. Подъезды не годились, и Сашка выбрал подвал.
Дверь в подземелье была широко распахнута, лицо окунулось в сырое тепло, а по макушке чиркнула здоровенная, мохнатая от пыли труба. Впереди раздавались торопливые шаги, и Воронков шел, ориентируясь на этот звук, то и дело задевая ногами разный хлам. После очередного поворота посветлело, он прошел через широкое подвальное помещение, куда серый свет проникал через амбразуры под потолком, и через минуту был уже на улице.
Отряхивая рукава и ощупывая треснувший под мышкой шов, Сашка зашагал по улице, постепенно приводя дыхание в порядок. Только теперь он заметил, что из-под пластыря, скрывающего следы щучьих укусов, противной струйкой сочится кровь — все-таки здорово он приложил «жениха»! Или кожаного?
«Умотать бы отсюда на недельку… Что же творится-то, а? В пустом непроходном дворе нарыть на свою голову идиотский наезд — надо ж так подгадать! Черная полоса какая-то, сплошная непруха… А непруху надо ломать, как говорил Рыжий, валя четвертую утку опять в болото, куда Джой лезть за добычей отказывался наотрез. Что ж, будем ломать… В моем случае — переходить дорогу на зеленый свет, уступать места престарелым и инвалидам, что там еще? Ах да, мыть руки перед едой, пить кипяченую воду и не забывать волшебные слова „пожалуйста“, „спасибо“. М-да, с такой жизнью недели не пройдет — крылышки прорежутся!»