ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАРАМУША
Шрифт:
— Дело, которое привело меня сюда, не может ждать.
Регент, который с каждым мгновением всё меньше доверял своим органам чувств, вперил в маркиза негодующий взор.
— Вы непростительно дерзки. Не забывайтесь. Вы будете ждать столько, сколько я сочту нужным, сударь.
Но маркиза было не так-то легко поставить на место или запугать.
— Я служу делу монархии, монсеньор, а оно не позволяет ждать. На чаше весов его судьба, и промедление погубит всё. Вот почему я настоял, чтобы господин д'Антраг проводил меня к вам немедленно, где бы вы ни были. — И не вдаваясь в дальнейшие подробности, Ла Гиш презрительно и бесцеремонно швырнул
Регент смерил его долгим надменным взглядом, но бесстрашный маркиз не отвёл глаз. Тогда его высочество повелительным жестом пухлой белой руки указал ему на дверь.
— Идите, сударь. Я последую за вами.
Де Ла Гиш чопорно поклонился и вышел, за ним следом вышел д'Антраг, закрыв за собой дверь.
Побелевший регент повернулся к мадемуазель де Керкадью. Его била дрожь, чёрная ярость затопила душу. Но его высочество справился с собой и вкрадчиво сказал девушке:
— Я скоро вернусь, дитя моё. Очень скоро.
И Мосье важно прошествовал к двери. Плащ остался висеть на стуле.
Ослеплённая стыдом и страхом Алина молча ждала ухода регента. Её преследовал жгучий, преисполненный презрения взгляд маркиза, мысли которого были написаны у него на лице. Прижав руку к груди, Алина слушала, как шаги Мосье и двух его спутников стихают на лестнице. Потом она стремительно развернулась, упала на колени возле кресла и, закрыв лицо руками, горько зарыдала.
Глава XXXVII. ПРЯМОДУШНЫЙ МАРКИЗ
Мосье шагал по коридору гостиницы «Медведь», и его била дрожь. Досада на несвоевременное вторжение мешалась с гневом, вызванным беспримерной наглостью маркиза.
Оба джентльмена ждали его на галерее. Д'Антраг облокотился на перила. Ла Гиш стоял прямо, в напряжённой позе. Он тоже дрожал, но только от гнева. Этот бесстрашный солдат, горячий и прямодушный, презирал придворные манеры. Послание, которое он привёз, было довольно нелицеприятным, и теперь маркиз не собирался его смягчать.
Пока они ждали регента, маркиз устремил на д'Антрага пылающий взгляд и с глубочайшей горечью произнёс:
— Стало быть, это правда!
Циничный как всегда д'Антраг пожал плечами и улыбнулся.
— Стоит ли из-за этого горячиться?
Ла Гиш ожёг его презрительным взглядом и промолчал. Он считал ниже своего достоинства тратить слова на этого прихвостня. Он прибережёт их для принца.
И вот принц предстал перед ним — воплощение надменного раздражения.
Под галереей, на которой они стояли, находилась общая комната. Там, за картами и триктраком сидели несколько горожан. Несмотря на своё состояние, Мосье понимал, что беседа не может происходить здесь, на глазах у публики.
— Следуйте за мной, — распорядился он и направился к лестнице.
Вскоре хозяин провёл их в маленькую комнату на первом этаже, зажёг свечи и оставил господ одних. Только тогда надутый, как индюк, регент обрушил на джентльменов своё негодование.
— Похоже, моё положение уже ничего не значит, господа. До чего я дошёл, если даже люди благородного происхождения настолько непочтительно относятся к моей особе, что не раздумывая врываются ко мне без разрешения? Я многое ещё мог бы сказать, но сначала хочу услышать ваши объяснения.
Ла Гиш не заставил себя ждать.
— Возможно, вы сочтёте, что вам не стоит больше ничего говорить, монсеньор, когда меня выслушаете, — язвительно
— Меня бы удивило, если бы это было иначе. — Принц фыркнул. Как и все неумные люди, он изливал своё дурное настроение, не обременяя себя мыслями о достоинстве, которое пристало августейшим особам. — Я почти оставил надежду услышать когда-нибудь приятные новости. Так уж скверно мне служат.
— Скверно! — От лица маркиза отхлынула краска; побелели даже губы. В его глазах сверкнули молнии. Ни один упрёк в эту минуту не мог бы вызвать у Ла Гиша большего взрыва негодования. Он отбросил последние остатки почтительности, принятой в обращении с царственными персонами. — Вы сказали, вам скверно служат, ваше высочество? Бог мой! — На миг маркиз замолчал, словно от возмущения не находил слов. — Я приехал из Тулона, который три месяца назад признал короля, признал вас. С тех пор, как мы подняли там королевское знамя, наша сила росла. К нам стекались роялисты со всей страны; присоединились к нам даже те, кто не поддерживал монархию, но после падения жирондистов озлобились на нынешнее правительство. В Тулон пришёл английский флот под командованием адмирала Худа, к нам на помощь поспешили войска из Испании и Сардинии. Восстание в Тулоне открывало возможность поднять весь юг, привести его в движение, которое очистило бы Францию от революционной заразы. Чтобы добиться этого, чтобы пробудить энтузиазм и укрепить мужество восставших, нам требовалось присутствие одного из принцев крови; ваше, монсеньор, поскольку вы представляете Францию и фактически являетесь главой дома, за который мы сражаемся. Столь бесспорного доказательства нашей преданности, казалось нам, достаточно, чтобы привести вас к солдатам, проливающим за вас кровь. Когда выяснилось, что это не так, мы стали посылать к вам курьера за курьером, мы убеждали, заклинали, чуть ли не приказывали вам занять надлежащее место во главе вашей армии. Шли дни, недели, месяцы, но ни чувство долга, ни наши просьбы не побудили вас сдвинуться с места, и наше мужество стало иссякать. Люди начали спрашивать себя, как могло случиться, что принц крови пренебрёг чувством долга по отношению к тем, кто готов отдать за него жизнь.
— Сударь! — свирепо перебил его регент. — Вы позволяете себе нестерпимые выражения. Я не стану вас слушать, пока вы не соблаговолите обращаться ко мне с подобающим почтением. Я не стану вас слушать.
— Станете, клянусь Богом, даже если это мои последние слова. — Маркиз встал между регентом и дверью и таким образом сделался хозяином положения физически. А его праведный гнев помог ему овладеть ситуацией и в моральном отношении.
— Господин д'Антраг, я взываю к вам! — вскричал принц. — Ваш долг — вступиться за меня.
Господин д'Антраг, которого безмерно смутило поведение и выражения Ла Гиша, услышав этот призыв, стушевался окончательно.
— Но что я могу поделать, монсеньор, если…
— Ничего. Вы не можете сделать ничего, — грубо оборвал его маркиз. — Поэтому лучше помолчите.
Регент шагнул вперёд. На его побледневшем лице блестел пот.
— Пропустите меня, сударь. Я не стану вас слушать сегодня. Завтра, если ваш рассудок будет в лучшем состоянии, я, возможно, приму вас.
— Завтра, монсеньор, меня здесь не будет. Я выезжаю на рассвете. Мне надлежит ехать в Брюссель по делам службы вашему дому. Так что вам придётся выслушать меня сегодня. Вы должны знать то, что я имею вам сказать.