Возвращение скипетра
Шрифт:
"Есть? Я не заметил", - сказал Грас. Стрикс хрипло рассмеялся. Птероклс хихикнул. Король посмотрел на него. "Я не думал, что пьянство и беспорядочное поведение были одним из них".
Птероклс поклонился и чуть не упал. Выпрямившись, он сказал: "Ваше величество, я не нарушаю порядок".
Стрикс снова рассмеялась. Грас тоже. Он сказал: "Ну, во всяком случае, не больше, чем обычно. Почему бы тебе не пойти спать? Утром ты можешь быть трезвой и беспорядочной. После еще одного не совсем изящного поклона волшебник, пошатываясь, вышел из круга света
"Немного". Капитан стражи проследил глазами за неровным движением Птероклса. "Вы были правы, ваше величество. Он действительно знает, что делает. Заставляет того парня выглядеть еще большим идиотом, чем он был до этого ".
Грас пожал плечами. "Некоторые мужчины умнее других. Некоторые мужчины храбрее других. Некоторые мужчины лучшие волшебники, чем другие. Вы можете использовать людей, которые не самые умные или храбрые. Волшебники, которые не являются самыми лучшими, тоже находят свое применение."
Стрикс обдумал это, затем неохотно кивнул. "Полагаю, да", - сказал он, а затем: "Клянусь богами, я знаю, для чего бы я его использовал".
У Граса самого была довольно хорошая идея на этот счет. Он сказал: "Ну, но как только ты это сделаешь, я больше не смогу использовать его ни для чего". Стрикс усмехнулась. Однако он не шутил, как и король.
Орталис, казалось, вообразил, что Ланиус оскорбил его. Это оскорбило Ланиуса. Насколько он мог видеть, он ничего не сделал, кроме как сказал своему шурин правду. Кого могла оскорбить правда? Только дурака. Во всяком случае, так это выглядело для молодого короля.
Для Орталиса это, должно быть, выглядело по-другому. Он упрямо избегал ужинов с Ланиусом и Сосией. Это означало, что Лимоса тоже держалась подальше. Ланиус сожалел о ее отсутствии больше, чем Орталис, потому что обычно она была лучшей компанией. Когда законный сын Граса не мог избежать встречи с Ланиусом — например, когда они проходили мимо в коридоре, — он кивал так коротко, как только мог, и шел дальше с мрачным выражением лица, омрачавшим его.
Сосия только развела руками, когда Ланиус пожаловался. "Он был жестким, сколько я себя помню", - сказала она. "Ты не говоришь мне ничего такого, чего я не знаю. Если вы хотите бросить его в темницу за оскорбление величества, вперед. Я не скажу ни слова. Возможно, это даже научит его чему-нибудь." По тому, как скривился ее рот, она не думала, что это произойдет.
Ланиус только что пообещал Тинамусу, что его не накажут за оскорбление величества, что бы он ни сделал. Он не ожидал, что архитектор сделает что-нибудь, заслуживающее наказания, в то время как выражение лица Орталиса обвиняло его по полдюжины раз на дню. Все то же самое… "Единственное, чему он научился в подземелье, это как ненавидеть меня вечно. Рано или поздно он преодолеет это. Если больше ничего не сработает, Лимоса вернет его к жизни".
"Может быть". Рот Сосии снова скривился, как будто она попробовала что-то кислое. Лимоза нравилась ей меньше, чем Ланиусу. Для нее жена Орталиса была скорее угрозой, чем личностью. Если бы Лимоса родила Орталису сына, Орталис подумал бы, что наследование переходит через него одного. Грас мог
"В эти дни мне сходит с рук все больше и больше", - сказал Ланиус. "Твой отец перестал думать, что я попытаюсь свергнуть его всякий раз, когда он отвернется. Но если я сделаю это, между нами никогда больше не будет мира. Что бы я ни думал, что бы ты ни думал, Орталис важен для него. И... Он не хотел продолжать или признаваться в том, что произошло дальше, даже самому себе. Но он сделал это. "И если мы поссоримся друг с другом, я проиграю, будь это проклято. Он лучше разбирается в таких вещах, чем я ".
Он снова сделал паузу, надеясь, что его жена скажет ему, что он ошибался. Но Сосия только вздохнула и сказала: "Ты лучше, чем был раньше".
Он мог бы напрямую столкнуться с Орталисом. Хотя это был не его путь. Такого никогда не было. Он не сказал бы даже столько, сколько сказал, если бы не беспокоился за ребенка, которого носила Лимоза.
Тогда, вместо того чтобы выслушать своего шурина, он навестил Ансера в его резиденции у великого собора. Ансер ладил со всеми. Может быть, он смог бы найти способ, чтобы Ланиус и Орталис поладили друг с другом.
Лес оленьих рогов украшал стены кабинета Ансера — рога оленей, которых он убил собственноручно. Ланиусу стало интересно, что бы подумали об этом предшественники Ансера на посту архипастыря. Некоторые из них были святыми, некоторые учеными, некоторые государственными деятелями, даже несколько негодяев. Король не думал, что кто-то из них больше всего гордился своим мастерством владения луком.
Ансер носил красную мантию архипастыря так небрежно, словно это были туника и бриджи зеленщика. Он относился к своему титулу более легкомысленно, чем любой из людей, ушедших до него. Он не был и не хотел быть теологом. Все, что он делал как архипреосвященный, это следил за тем, чтобы жречество не причиняло королю Грасу никаких неприятностей. Это, должен был признать Ланиус, у него получалось довольно хорошо.
Улыбка, которая выглядела как истинное удовольствие и, несомненно, была им, расплылась по лицу Ансера, когда вошел Ланиус. "Ваше величество!" - воскликнул он. Смеясь, он поклонился почти вдвое. Ему не нужно было этого делать; он был настолько близок к тому, чтобы быть настоящим другом, насколько это возможно для короля. Но он сделал это не потому, что должен был. Он сделал это, потому что ему так захотелось, что сделало жест совсем не таким, каким он был бы в противном случае.
Он тоже рассмешил Ланиуса, что не всегда было легко. "Рад тебя видеть, клянусь богами", - сказал Ланиус.
"Позволь мне принести тебе немного вина. Так будет еще лучше". Ансер заторопился прочь. Он вернулся с кувшином и двумя разномастными чашками, в общем, как любой холостяк, который никогда не утруждал себя тем, чтобы притворяться привередливой экономкой.
Ланиус с удовольствием отхлебнул. "Говорю тебе, - сказал он, - меня так и подмывает взять весь этот кувшин и вылить его себе в глотку".