Возвращение со звезд. Футурологический конгресс
Шрифт:
– Мы не дотянем на велосипеде! – заорал я против ветра.
– Только до сборного пункта! – крикнул в ответ профессор.
Неужели он не был обычным футурологом, за которого себя выдавал? Ну и влип я в историю… И что мне там делать, в Вашингтоне? Я притормозил.
– Вы что? Шевелите ногами, коллега! – отчитывал меня Троттельрайнер, пригнувшись к рулю.
– Нет! Остановка. Я выхожу! – решительно возразил я.
Тандем вильнул и остановился. Профессор, упираясь ногой в землю, издевательски указал на окружающую нас темноту:
– Как хотите. Бог в помощь!
Он уже отъезжал.
– Вашими молитвами! – бросил я ему вслед.
Красная искорка сигнального фонаря
– Подвезти?
Я сел – и даже забыл о своих ростках, до того я был ошарашен. Украдкой провел по своим ногам ладонью – и нащупал чертополох.
– Что, уже? – послышался низкий чувственный голос.
– В каком смысле? – растерянно отозвался я.
Женщина пожала плечами. Мощный автомобиль рванулся, она нажала какую-то клавишу, кабина погрузилась во тьму, лишь навстречу нам мчалась освещенная полоса асфальта; из передней панели поплыла щелкающая мелодия. Странно как-то, размышлял я. Что-то не то. Руки – не руки, ноги – не ноги. Правда, не ветки – чертополох, но все-таки, все-таки!
Я присмотрелся к незнакомке внимательнее. Она, несомненно, была красива – что-то в ней было манящее, демоническое и персиковое одновременно. Но вместо юбки торчали какие-то перья. Страусиные? Или это галлюцинация?.. С другой стороны, нынешняя женская мода… Я терялся в догадках. Шоссе было пусто; мы мчались так, что игла спидометра перегибалась через ограничитель шкалы. Чья-то рука вцепилась мне сзади в волосы. Я вздрогнул. Длинные острые ногти царапали мне затылок – не жестоко, а скорее игриво.
– Что это? Кто там? – Я хотел обернуться, но не смог. – Пустите!
Впереди показались огни, какой-то большой дом, под колесами захрустел гравий, машина резко свернула, прижалась к тротуару вплотную, остановилась.
Рука, все еще державшая меня за волосы, принадлежала другой незнакомке, одетой в черное, – бледной, стройной, в темных очках. Дверцы машины открылись.
– Где мы? – спросил я.
Не ответив, они взялись за меня: первая выталкивала из машины, вторая тащила наружу, стоя уже на тротуаре. Я вышел. В доме веселились, оттуда доносилась музыка, чьи-то пьяные крики; у стоянки золотом и пурпуром переливался фонтан, освещаемый из окна. Мои спутницы стиснули меня с двух сторон.
– Но мне некогда, – пробормотал я.
Они будто не слышали. Та, в черном, наклонилась и горячо дохнула мне в ухо:
– Хо!
– Простите, что?
Мы были уже у дверей; их начал разбирать смех, и смеялись они не просто так, а надо мной. Все в них отталкивало меня; к тому же они становились все меньше. Приседали? Нет – ноги у них покрывались перьями. Ага, облегченно вздохнул я, все-таки, значит, галлюцинация!
– Какая еще галлюцинация, недотепа! – прыснула незнакомка в очках. Она подняла обшитую черным жемчугом сумочку и огрела меня прямо по темени. Я взвыл от боли.
– Поглядите-ка на этого галлюцинанта! – кричала другая.
Страшный
– Где, где болит? – допытывался Троттельрайнер. – Здесь?
– Нет, здесь… – Я показал на вспухший затылок.
Взяв зонт за верхний конец, он врезал мне по больному месту.
– Спасите! – взмолился я. – Ради бога, довольно! За что…
– Это и есть спасение! – ответил безжалостно футуролог. – К сожалению, у меня под рукой нет другого противоядия!
– Но хотя бы не набалдашником, прошу вас!
– Так вернее…
Он ударил меня еще раз, повернулся и кого-то позвал. Я закрыл глаза. Голова невыносимо болела. Меня тряхнуло – профессор и мужчина в кожаной куртке, ухватив меня под мышки и под колена, куда-то несли.
– Куда?! – закричал я.
Щебенка сыпалась прямо в лицо с шатающихся перекрытий; я чувствовал, как мои санитары ступают по какой-то хлипкой доске или мостику, и боялся, что они поскользнутся. «Куда это мы?» – тихо спросил я. Никто не ответил. В воздухе стоял непрестанный гул. Стало светло от пожара, мы были уже на поверхности, какие-то люди в мундирах хватали подряд всех, кого удавалось вытащить из канализационного люка, и бесцеремонно швыряли в открытые дверцы – мелькнули огромные белые буквы: «US ARMY COPTER [7] 1 109 849» – и я упал на носилки. Профессор Троттельрайнер просунул голову в вертолет.
7
Вертолет армии США (англ.).
– Простите, Тихий! – кричал он. – Тысячу извинений! Но так было нужно!
Кто-то, стоявший за ним, вырвал у него зонт, дважды крест-накрест огрел им профессора по макушке и пихнул его так, что футуролог со стоном упал между нами, – и тут же взвыли моторы, зашумели пропеллеры, машина торжественно воспарила ввысь.
Профессор пристроился рядом с моими носилками, осторожно поглаживая затылок. Не могу не признаться: понимая все благородство его поведения, я, однако, с удовольствием наблюдал, как на темени у него вырастает громадная шишка.
– Куда мы летим?
– На конгресс, – ответил, все еще морщась от боли, профессор.
– То есть… как это на конгресс? Ведь конгресс уже был?
– Вмешательство Вашингтона, – коротко объяснил Троттельрайнер. – Будем продолжать заседания.
– Где?
– В Беркли.
– В университете?
– Да. Может, у вас найдется какой-нибудь нож, хоть перочинный?
– Нет.
Вертолет задрожал. Гром и пламя распороли кабину, мы вылетели из нее друг за другом – в бескрайнюю темноту. Как долго я потом мучился! Мне слышались стонущие голоса сирен, мою одежду разрезали ножом, я терял сознание и вновь приходил в себя. Меня трясла лихорадка и ухабистая дорога, над головой белел потолок «скорой помощи», рядом лежало что-то продолговатое, забинтованное, как мумия; по притороченному сбоку зонту я узнал Троттельрайнера. «Я жив… – пронеслось у меня в голове. – Все-таки мы не разбились насмерть. Какое счастье». Машина вдруг накренилась, перевернулась с пронзительным скрежетом, пламя и гром разорвали жестянку кузова. «Что, опять?» – сверкнула последняя мысль, а потом – черное, непроницаемое беспамятство. Открыв глаза, я увидел над собою стеклянный купол; какие-то люди в белом, с масками на лицах и руками, воздетыми как для благословения, переговаривались полушепотом.