Возвращение Солнышка

Воробьёв Александр Анатольевич

– Как скажешь, Кабан, - миролюбиво сказал Бутылкин, не желая, чтобы тот тратил остатки сил на доказательства их же наличия.
– Решено - так решено; в какой стороне будем работать?

– Далеко не пойдем... нужды в том нет. Зайдем за деревню и немного на восток - упремся все в то же Поле Чудес. Первые несколько дней сможем после работы возвращаться на ночлег сюда, пока не забредем слишком далеко в Зону...

Фортуна оказалась благосклонна к ним; так часто бывает, когда сделано все возможное для успеха. Ночь прошла на удивление спокойно; проснувшись прекрасно отдохнувшими и осторожно выбравшись наружу, компаньоны не обнаружили ни малейшего признака угрозы. Радостное утро

сверкало мириадами алмазов в капельках росы на неширокой зеленой полосе у самого уреза воды, пело на все лады птичьими голосами, деловито сновало туда-сюда бесчисленными, спешащими по своим делам насекомыми. Среди этой жизнеутверждающей суеты и самому страстно хотелось чего-то нового, свежего, бодрящего... И Санька, получив у Крута молчаливое снисходительное согласие, с восторгом окунулась с прохладную темную гладь озера. Впрочем, вскоре и сам сталкер, наслушавшись заразительного фырканья купающейся девушки, решился на небольшой заплыв. Перед этим он, правда, долго сетовал на осточертевшие обтирания влажной тряпицей, потом торжественно вручил свой автомат уже одевшейся Саньке и поручил ей "следить в оба", но вся эта напускная серьезность не могла скрыть истинного наслаждения, которое доставили Круту утренние водные процедуры.

Затем они очень неспешно завтракали все той же неизменной тушенкой; жаль, огонь Крут разводить побоялся, и запивать жирное мясо пришлось холодной водой, но такая мелочь не могла испортить им настроение. И когда солнце поднялось уже достаточно высоко, быстро прогрев колышущийся от редких порывов шаловливого ветерка воздух, они продолжили путь к ООН. Благоразумно решив не выходить к дороге, как планировалось ранее, постановили пройти к бывшей обсерватории лесом, углубившись в девственные кущи на северо-западе.

Впрочем, этот лес вряд ли мог быть назван труднопроходимыми зарослями. Разумеется, почти лишенный подлеска и травостоя сосновый бор юга средней полосы России ни в какое сравнение не идет, например, с уральским смешанным лесом, не говоря уже о сибирской тайге. В Зоне встречались участки настоящего бурелома, достаточно сложные для преодоления, однако все они являлись следствиями либо аномальной активности, либо чересчур бурной деятельности человека, - тех же военных строителей. Так что особых сложностей при ходьбе по этому лесу с полупустыми рюкзаками путники обычно не испытывали. Во всяком случае, их проникновение в Зону - ночью, с непосильной поклажей, выглядело по сравнению с нынешней ситуацией куда более экстремальным, даже с учетом того, что тогда они почти не заботились об аномалиях.

Памятуя о возможной облаве, Крут по мере сил ограничил себя в разговорах, изредка негромко рассказывая Саньке лишь самое, на его взгляд, важное. С той же целью они отключили свои рации; в отличие от Кабана, оба прекрасно знали о принципах работы пеленгаторов. Санька планировала в случае нежелательного контакта с бойцами "Веги" уладить дело миром, прекрасно зная о том, что дурная молва о них является чистой воды пропагандой, распускаемой самими спецами; однако же путниками было сделано все возможное, чтобы исключить эту встречу. И тем неожиданней оказалось для компаньонов столкновение, произошедшее сразу после обеденного привала, отметившего первую треть расстояния от Кривого Озера до ООН.

Крут, время от времени придирчиво оглядывающий окрестности в бинокль, оказался неприятно поражен, внезапно заметив довольно близко нескольких незнакомцев с собаками. Те возникли впереди словно по мановению волшебной палочки, и сейчас бодрым шагом, почти рысцой, двигались прямиком к остолбеневшим путникам. Две вещи сразу стали ясны Круту и Саньке: во-первых, их давно заметили, и скрываться или убегать бесполезно, а во-вторых, встреченные люди никакого отношения к спецслужбам не имели.

Ничего лучше, кроме как занять оборону и поджидать непрошенных гостей, ни Саньке, ни Круту в голову не пришло. Пока те приближались, у друзей оказалось в распоряжении достаточно времени, чтобы детально их рассмотреть. Никто из них не имел ни респиратора,

ни противогаза; видеть такое в Сердце Зоны было очень непривычным и даже странным. Разномастная, явно гражданская одежда этих мужчин не отличалась ухоженностью и новизной, все они вооружены висящими на поясах солидного размера ножами, а некоторые в придачу еще и охотничьими ружьями. Кроме того, у всех имелись палки довольно необычного вида, слегка изогнутые и суженные к концам; слишком тонкие и хлипкие для посохов или боевых шестов. Возраст их довольно сильно варьировал: двое - пока безусые юнцы, трое - среднего возраста, один, замыкающий процессию, скорее даже пожилой. Высокая для Зоны скорость их передвижения легко объяснялась: впереди людей на длинных шлейках бежали собаки, свесив от старательности языки набок. На шестерых человек приходилось четыре животных; люди след в след повторяли путь четвероногих разведчиков, посылая тех в нужном направлении негромкими командами.

Приблизившись на расстояние слышимости, лесные кинологи разом остановились. Удостоверившись, что их видят и слышат, один из них помахал рукой и прокричал:

– Эй! Не стреляйте - поговорить хотим!

Крут, подозрительно скривившись, колебался. Затем поднялся в полный рост, опустил автомат, не убирая палец со спускового крючка, и провозгласил:

– Подходите ближе! Стрелять не будем...

– А ты не высовывайся, - негромко добавил он, обращаясь к Саньке, - пока не выясним, что это за кадры...

Ждать пришлось недолго; быстро преодолев разделяющую их дистанцию, визитеры вскоре приблизились на расстояние около десяти метров. Крут уже хотел было издать предостерегающий возглас, не желая подпускать незнакомцев ближе, однако те остановились сами. Отдав собакам нужную команду, отчего обученные животные перестали рваться вперед и беззаботно развалились на желто-оранжевой хвое, наслаждаясь минутами отдыха, мужчины пропустили вперед самого старшего.

– Здравствуйте, люди добрые, - обыденным тоном, словно встретившись на людной городской улице, поздоровался крепкого вида старик с коротко стриженой седой бородой и таким же серебристым ежиком, выглядывавшим из-под простенькой шапочки без полей, типа ермолки.
– Меня Кузьмой звать, а это родичи мои... А вас как звать-величать? Какими судьбами к нам забрели?

– Здравствуй и ты, коль не шутишь, - осторожно отвечал сталкер, не спуская глаз с незнакомцев. Впрочем, они не давали ни малейшего повода для подозрений: плохонькие ружья небрежно заброшены за спины, клинки в ножнах, взгляды спокойные, не злобные...
– Я Николай, еще Крутом кличут иногда. Идем по своим делам.

– А друг твой что же прячется? Али боится нас?
– с усмешкой продолжал расспросы Кузьма.

Прежде, чем Крут успел что-то сказать, в разговор вступила Санька, стягивая респиратор и вставая рядом со сталкером.

– Нет, не боюсь... Меня Санькой зовут, я напарник Николая. Сталкеры мы, - сказала она низким грубоватым голосом.

Крут поглядел на нее - около секунды потребовалось сталкеру, чтобы осознать произошедшую перемену. Не только голос стал ниже; черты лица девушки заострились, глаза спрятались за цепким прищуром, рот скривился в небрежной гримасе, а движения стали резче и чуть размашистее. Словом, Санька опять предстала в образе того паренька, с которым Николай познакомился не так давно на пристани. "Надо же, - поразился Крут, - а я и не заметил, какой она стала женственной за последние дни, когда исчезла надобность притворяться мужчиной".

Кузьма тоже внимательно, даже, можно сказать, пристально, глядел на Саньку. Наконец, он перевел взгляд на Крута, обращаясь к нему, как к явному лидеру группы:

– Так куда путь держите? Не в обсерваторию случайно? Уж не в гости ли к Черпакову?

– Может, и туда забредем, - уклончиво отвечал Крут.

– А что за Черпаков такой?
– поинтересовалась Санька, чуть не перебив напарника.

– Не знаете разве?
– прищурившись, уточнил Кузьма.
– Михаил Иванович Черпаков, старожил местный. Профессором его еще называют...