Возвращение троянцев

Измайлова Ирина Александровна

Еще немного – и все было кончено.

Когда грохот мечей и щитов, рев сотен глоток, топот ног вдруг умолкли, Гектор огляделся и понял: это победа. Страшная победа: из трехтысячного войска египтян в живых оставалось около семисот человек и среди них мало кто не был ранен.

Троянский царь посмотрел на солнце и с изумлением понял, что битва продолжалась чуть больше часа…

Глава 12

– Ты – величайший полководец Ойкумены! Только ты мог это сделать! Только ты!

Это было первое, что Гектор расслышал, когда

ослабел звон в ушах и небо с землей, странным образом кружившиеся вокруг него в сумасшедшей пляске, вновь заняли свои места. Он осознал, что стоит, прислонившись спиной к своей колеснице, у ног лежит измятый и пробитый в нескольких местах нагрудник (когда он успел снять его?), а возница-египтянин старательно заклеивает рану на боку военачальника второй подряд полосой медового пластыря, через которую снова упрямо проступает кровь.

– Ты спас Египет, спас мое царство! Дух великого Гора в твоей душе!

Рамзес соскочил со своей повозки, стремглав подлетевшей к повозке Гектора, схватил героя за плечи и встряхнул, будто мальчик, заливаясь смехом.

– Это не я спас твое царство, – глухо проговорил Гектор. – Если уж так, то Ахилл это сделал. И твои воины не дрогнули. Да еще ахейцы очень помогли. Если только они ахейцы…

– Кто? – не понял Рамзес.

– Вы зовете их данайцами. Вон, как им рады твои люди!

В это время воины-шерданы с возгласами ликования обнимались с так неожиданно оказавшими им помощь мореплавателями. Многие бойцы Антассы, бывшие морские разбойники, происходили из народов моря – этруски, тавры, киликийцы, и здесь, в Египте, чувствовали родство с этими пришельцами из далеких земель. Гектор, сумев, наконец вслушаться в бессвязный хор голосов, понял, что приезжие говорят на языке, очень близком к критскому наречию, скорее всего, на одном из его диалектов.

Царь Трои огляделся, ища глазами предводителя. И увидел, как тот, отдав своим людям несколько коротких приказаний, сам направился прямо к нему. Не доходя двадцати-двадцати пяти шагов, он остановился, вертикально воткнул в землю свой меч, который так и не успел вложить в ножны, затем, расстегнув ремешок шлема, снял его. Лицо, совсем юное, окруженное густым облаком темно-каштановых волос, было обветрено и покрыто густым загаром. Карие глаза смотрели прямо, спокойно. Юноша очень походил на Ахилла, но это уже не поразило Гектора. Он знал теперь, кого видит перед собой, и не удивился словам, которые молодой воин произнес, оказавшись перед ним.

– Здравствуй, царь Гектор! – он говорил, может быть, чуть поспешно, но твердо. – Я Неоптолем, царь Эпира, сын великого Ахилла. Это я убил пять лет назад твоего отца, царя Приама.

– Я знаю, – сказал Гектор, так же твердо отвечая на прямой взгляд юноши. И ничего не сказал больше.

– Это был самый страшный и самый отвратительный поступок за всю мою жизнь, – продолжал Неоптолем, переведя дыхание. – Он был совершен в затмении, но это меня не оправдывает. Этому никогда не будет искупления. Ты вправе желать моей смерти. Но сперва выслушай меня.

Гектор так же молча, со все возрастающим изумлением смотрел на юношу, и тот, не прерываясь, заговорил дальше:

– В ту ночь, когда пала Троя, я захватил

как боевую добычу твоих жену и сына. Я увез их в Эпир. Еще в дороге мне хотелось овладеть Андромахой, однако я понял, что не хочу и не могу причинить ей зло… Я полюбил ее, Гектор. Многие данайские цари грозили мне войной, но я решил на ней жениться и сделать Астианакса своим наследником. Она согласилась, поняв, что иначе ее сын погибнет. В день сочетания, прямо в храме, у алтаря, спартанцы чуть не убили меня. Я выжил чудом. А выздоровев, понял, что не могу по-настоящему стать мужем Андромахи, потому что она не любит меня! Она продолжала любить тебя, хотя какое-то время верила в твою смерть. Я так и не прикоснулся к ней, клянусь в этом всеми богами, памятью моего отца, который был тебе другом – я узнал это уже после… после гибели Трои. Царица Микен Электра рассказала нам, что ты, возможно, жив, что принял участие в эфиопском восстании. И я поехал искать тебя и потратил год, чтобы найти.

– Зачем?! – воскликнул Гектор, уже не скрывая изумления.

– Затем, чтобы сказать: твоя жена ждет тебя! Можешь поехать за нею в любое время. – Она чиста перед тобой – к ней не прикоснулся ни один другой мужчина.

Горячий комок вдруг встал у Гектора в горле. Снова стало звенеть в ушах, и герой удивился, что так твердо держится на ногах.

– Ты ненавидишь меня? – тихо спросил он.

– За что?! – теперь изумление было во взгляде и в голосе Неоптолема.

– За то, что я остался жив. Тогда, в Трое, и теперь здесь.

Юноша вдруг странно, беспомощно улыбнулся.

– Это была самая большая боль. Когда мне сказали, когда я понял, что не имею права… Но я и прежде не имел права, просто пытался себя обмануть! За этот год странствий я понял, что хочу тебя найти. И радуюсь, что нашел. Потому что не могу видеть Андромаху несчастной!

На миг он опустил голову, потом опять посмотрел в глаза Гектору.

– Если хочешь, отомсти мне за смерть отца. Я не посмею поднять на тебя оружие.

Гектор вдруг рассмеялся и тут же закашлялся – во рту еще было полно песка и крови. Он с трудом перевел дыхание:

– Даже если бы мне пришла в голову эта безумная мысль – после того как ты помог нам в сражении, сохранив, по крайней мере, половину жизней всех этих воинов и, возможно, мою… После того как ты еще раньше спас моих жену и сына – ведь ты спас их, это несомненно. Во всяком случае, Астианакса ахейцы точно убили бы! И даже если бы после этого мне пришло в голову тебе мстить, я бы все равно не смог этого сделать. И царь Приам не обрадовался бы этому. Ты – мой племянник, ты – его родной внук, Неоптолем.

В первое мгновение юноша, казалось, не уловил смысла этих слов. Он пожал плечами, как человек, уверенный, что чего-то не понял, и смущенный своей непонятливостью. Но тут же до него дошло, что слова Гектора могли означать только то, что они действительно означали. Лицо Неоптолема мгновенно залила краска и тут же, как по волшебству, отхлынула.

– Как ты сказал? – спросил он тихо.

Гектор вспомнил, что было с Ахиллом, когда Нестор раскрыл правду о его рождении. Для Неоптолема это мгновение станет, пожалуй, пострашнее…