Возвращение воина
Шрифт:
Залия посмотрела на меня.
— Если это имеет какое-либо значение — сейчас мне жестоко мстят за симпатии к тебе.
— Так это имеет значение? — требовательно спросила я. Залия рассердилась.
— Может быть, это и не имело никакого значения. Может быть, у меня были свои собственные идеи насчет тебя. Не исключено, что я хотела сделать тебя рабыней, чтобы заставить работать на меня днем и доставлять мне удовольствия ночью. А драка, в которой ты приняла участие, произошла потому, что я защищала свою собственность.
— Это не самый худший вариант для оправдания твоих действий, —
Глаза Залии широко раскрылись от изумления. Но потом ее изумление сменилось цинизмом.
— Так ты считаешь, что я могу быть шпионом? Что я могу работать на Новари и замышляю завоевать твое доверие, чтобы в нужный момент предать тебя?
— Это только одна из возможностей, — ответила я, — еще ты можешь быть самой Новари, я знаю, на что она способна.
— Это глупость, — отрезала Залия. Она повела своей мясистой рукой вокруг, как бы показывая мне, что нас окружает. И спросила: — Ты допускаешь, что Новари может добровольно обречь себя на подобное существование?
— Мне приходилось видеть людей, попавших в беду, — ответила я, — из-за того, что они игнорировали совершенно глупые возможности.
— Хорошо, — сказала Залия, — это не может быть проверено тем или иным способом. Для этого потребуется волшебство. А железная рука убьет тебя, если ты попытаешься воспользоваться магией.
— Тогда нам останется уповать на твои способности убеждать, — продолжала я, — еще раз спрашиваю тебя: зачем я тебе?
— Сделать все, чтобы ты поправилась, — ответила Залия, — так, чтобы мы вдвоем смогли потом отсюда убежать.
Сказав это, женщина долго и пристально смотрела на меня. Я ответила ей таким же долгим и тяжелым взглядом. Потом заявила:
— Пока достаточно. Остальное ты расскажешь мне вечером.
— А пошла ты… — прорычала Залия, — думай что хочешь. Мне все равно. Уходи. Поищи место, где тебе будет лучше. Мне с тобой больше нечего делать!
— Мы поговорим вечером, — повторила я, — а там видно будет.
День, который последовал за этим, был одним из самых странных дней в моей жизни. Меня не оставляло ощущение, что я проснулась после кошмарного сна и обнаружила, что в действительности живу в этом кошмаре. Ощущения, которые нахлынули на меня, казались одновременно знакомыми и чужими.
Начать с того, что я могла видеть только одним глазом, который искажал действительность, пока я не приспособилась и не научилась компенсировать нехватку второго глаза. Пока я была в шоке, я каким-то образом выработала привычку резко наклонять голову в одну сторону, когда мне требовалось посмотреть на что-нибудь. Потом я очень быстро вздергивала ее снова вверх, что поначалу очень сильно нервировало стражников, а вскоре они стали смеяться над моими ужимками. Их издевательства надо мной способствовали тому, что я избавилась от этой привычки.
На этом странности не кончались. Была еще искусственная кисть. Она представляла собой нечувствительный предмет, прикрепленный к культе левой руки. Металлическая рука действовала как живая: она устремлялась к предметам, когда я желала этого, брала их и отпускала по моей команде. Но время от времени рука двигалась со значительной задержкой, как будто бы мои мысли
Кроме того, металлическая рука была значительно сильнее, чем живая, поэтому мне приходилось быть очень осторожной, чтобы по ошибке не сломать какую-нибудь хрупкую вещь. Металлическая рука была совершенно нечувствительна к теплу, поэтому само собой разумелось, что это ее качество может быть использовано в практических целях, например, при необходимости опускать ее в чаны с расплавленным металлом или поднимать раскаленные добела заготовки. Всякий раз, когда я сталкивалась с подобными делами, я усилием воли должна была подавлять в себе страх. Я сознавала, что боли не будет, но одно — знать, а другое — делать. Стражники заставили меня настрадаться, прежде чем я научилась преодолевать естественный страх.
Наиболее необычным было то, что все испытываемое мной сейчас я уже испытала раньше, но не сохранила в памяти. Хотя и была во всем окружающем какая-то призрачно-знакомая тень, напоминавшая мне о том, что когда-то я была привидением в этих местах.
В то время я и была привидением.
Когда пришли стражники, чтобы отвести нас к месту работы, все эти воспоминания не оставили меня, и поэтому я автоматически последовала за Залией из камеры, а потом по коридору. Мы выстроились в колонну с тридцатью другими рабами, выползшими из «кроличьих садков», как они сами называют каждую группу камер. Присоединившись, я без рассуждений приняла тот факт, что Залия встала позади меня. Каким-то образом мне это оказалось знакомо.
Осознав это, я сильно расстроилась. Как же долго я находилась в рудниках и что еще могло со мной произойти за это время?
Потом на меня обрушилось осознание той дикой и жестокой несправедливости, которую со мной сотворили, и сердце взбунтовалось, застучало по ребрам, как отбойный молоток, так что стало трудно дышать. Я чуть-чуть не потеряла сознание и вслед за этим почувствовала, как руки Залии поддержали меня — до тех пор, пока я не смогла нормально дышать. Ритм сердца стабилизировался… паническое чувство исчезло.
В этот момент стражники выкрикнули отрывистые команды, несколько раз щелкнули кнутами, и мы не спеша двинулись вперед, едва переставляя ноги, и направились прочь от нашего «кроличьего садка».
Вместо того чтобы вернуть в кузницу, где я впервые очнулась от болезненного дурмана, колонну погнали в другое место, где находилась огромная клеть подъемника, в которую нас всех и затолкали. Мы опускались в течение, наверное, десяти минут, после чего клеть со стоном остановилась.
Дверь клети со скрежетом отворилась, и нас всех вытолкали на подземную площадь, где, выстроившись в линию вдоль по колеям, стояли тележки, предназначенные для перевозки руды. Кувалды, длинные железные ломы и другие инструменты рудокопов были прикреплены сбоку каждой тележки. Нас разбили на группы, каждой из которых предназначалась одна тележка.