Возвращение волхва: Против тысячи втроем
Шрифт:
Соронский сделал глоток из бокала, все еще тяжело дыша.
— Под значительным улучшением социального статуса я имею ввиду и такие возможности, среди прочего. — Засекин доел бутерброд и омыл пальцы в серебряном блюде, в котором плавали дольки лимона. — Вы еще не в том возрасте, чтобы отказывать себе в наслаждениях. Думаю, вам надо чаще бывать у меня в гостях. Мой дом для вас всегда открыт.
— Спасибо, — ошарашено пробормотал Соронский и принялся закусывать салатом из семги. — Я только начал обед, а у меня от него уже самые приятные впечатления.
— Надеюсь, после обеда они останутся и у меня. Это всецело зависит от вас, граф. От того, какой информацией вы владеете, какой нет. Думаю,
— Конечно. Что вы хотите знать?
— Пока понятия не имею. Давайте, я обрисую вам ситуацию со своей точки зрения, а вы поможете мне разобраться в деталях с высоты вашего кабинетного знания. Вы ведь лучший в Империи специалист по древним текстам. Вам даже в книги не надо по любому поводу заглядывать, вы и так многое помните.
— Вы мне льстите, князь. Но я помогу, чем смогу.
— Прекрасно, — ответил Засекин, и принялся детально излагать все, что произошло после взлета вертолета с лужайки перед особняком Соронского.
Глава 11
Граф Соронский слушал очень внимательно, глаза у него сияли от возбуждения. Засекин понимал, что тронул его самые чувствительные струны души, его веру, что магия некогда существовала не только в легендах, и что ее можно попробовать возродить, если собрать о предмете достаточно данных. Теперь же Засекин предоставлял ему не просто данные, он впрямую свидетельствовал о возвращении одного из древних волхвов. Это взбудоражило воображение Соронского, тот представлял картины, в которых магия живительной силой вливается в жилы древних аристократических родов, давая им возможность удержать власть под постоянным политическим давлением Объединенной Америки и Азиатского Союза.
Для Соронского было очевидно, что идея, некогда превратившая президентскую федеративную республику, какой была Россия после развала СССР, в Российскую Империю, с годами поблекла и перестала владеть умами в прежней степени. Доминирующее социальное положение аристократии все чаще оспаривалось, среди низших сословий возникало все больше попыток создать социальные, а иногда и политические группы демократического толка, иногда звучали голоса, типа, с какого перепугу мы вообще отдали власть золотожопым ублюдкам. Пока все держалось достаточно крепко, потому что, на высокой волне имперских настроений прошлого, аристократы древних родов получили земли, заводы, средства массовой информации именно с одобрения народа, который принял такой курс в надежде унять разнузданный разгул демократии и связанной с ней коррупции. Теперь целесообразность данного политического решения ставилась под сомнение, особенно с подачи зарубежных деструктивных псевдодемократических сил, но народ сам себя лишил власти, способной что-то изменить. Это пока спасало ситуацию, так как консолидация капитала в руках аристократии давала ей реальные рычаги управления экономикой и социумом, но Соронский понимал — только на этом факторе Империя не протянет долго.
Он был искренне уверен, что аристократов от простолюдинов должно отличать нечто более весомое, чем пометка в сословной карте, и даже более весомое, чем перешедшая к ним финансовая власть. Этим отличием могла стать магия именно ввиду ее корневого свойства — зависимости от свойств ауры тела, которые ярко передавались по наследству, могли быть усилены правильным кровосмешением и ослаблены неосторожным. После возрождения магии сословность, принадлежность к тому или иному роду может перестать быть абстракцией или формальным социальным статусом, она получит шанс приобрести мощный фактический базис, провести яркую линию отличия подлинного аристократа от горлопана из низших
Засекин закончил свой рассказ и жестом велел официанткам подавать суп из осетра с оливками. Соронский принялся молча есть, на его лице читалась задумчивость.
— Знаете, что меня больше всего поразило в вашем рассказе? — произнес он, промокнув губы салфеткой. — Ваше описание, как волхв плел заклинания перед боем.
— Ну, это само по себе необычно, я понимаю, но, думаю, не для вас. — Засекин сощурился, откинувшись на спинку инвалидного кресла. — Наверняка в древних книгах содержатся описания таких действий.
— В книгах содержится очень мало. Во время эпохи противостояния между монотеизмом и магией уцелели лишь книги, способные помочь изобличить волхва и уничтожить его. Книги, содержащие магические последовательности уничтожались безжалостно, чтобы лишить новых магов знания о структуре заклинаний. Некоторые остались, чудом уцелели, и после эпохи противостояния перешли в разряд культурных ценностей. Но все это бесполезно без активации тела. Это, знаете, все равно что отыскать сохранившийся робокар в мире, где утрачены технологии создания аккумуляторных батарей. Можно машину на части разобрать, создать и проанализировать все чертежи, схемы, но от этого она не поедет и даже не включится. В таком мире робокары, развозящие людей и грузы, будут считаться не более, чем легендой. Мы сейчас находимся точно в таком положении. У нас есть знание о рабочей системе, но нет источника энергии. Наша аура оторвана от Мировой Нити, как ее называли предки. Пока мы не можем соединить их, система работать не будет.
— Как же был инициирован первый маг? — Засекин отпил из бокала.
— Тут легенды расходятся. Одни утверждают, что магия — дар богов, что высшие существа провели первые инициации людей. Мол, при становлении монотеизма древних богов предали и возвели на них такую хулу, что они отвернулись от человечества и больше не вмешиваются в его судьбу. Другие говорят, что кто-то из первых магов так глубоко постиг структуру Вселенной, что смог создать инициирующий артефакт, который потом несколько сотен лет впитывал энергию из Пространства, без чего не мог работать. Когда же он включился, им воспользовался другой маг и инициировал третьего.
— Звучит правдоподобно. — Засекин кивнул. — Но если в нашем мире уже есть инициированный маг, он может инициировать еще кого-то. Так вы говорили.
— Да, в первую очередь кровных родственников. Это требует меньших энергетических затрат. Во вторую очередь людей с подходящей аурой. Среди низших сословий таких единицы, так что тут больше шансов, что первыми магами станут аристократы.
— Это хорошо. Легче их будет отслеживать. Но что же вас удивило в моем рассказе?
— Цветные светящиеся нити, исходящие из руки волхва перед применением заклинаний, — ответил Соронский. — Это может коренным образом поменять расклад сил. Понимаете, в норме, как ее описывают древние книги, плетение заклинаний незримо для обычных людей, это можно увидеть лишь магическим зрением. При всем уважении, Даниил Андреевич, вы им не обладаете, но цветные нити видели. Это может означать лишь одно, без вариантов.
— Не томите душу, граф! — попросил Засекин.
— Да. Простите. Мы с вами исходили из того, что кто-то из древних могучих волхвов вернулся в наш мир. Но теперь я могу твердо и с уверенностью сказать, что это не так. Дело в том, что эти цветные нити — нечто вроде проклятия. Такое проклятие накладывал маг-учитель на нерадивых учеников, чтобы они, по глупости и недостатку знаний, не могли навредить магией обычным людям. Проклятие делало плетение видимым для обычных людей.
— Вы хотите сказать, что в наш мир попал не маг, а его нерадивый ученик?