Возвращение Желтой Тени
Шрифт:
— Значит, они были отрегулированы так, чтобы зараз производить не более одной копии!.. Ха-ха-ха!.. Нет, это просто умора, Минг! Ха-ха-ха!.. Ну и потеха!..
Несмотря на все свое хладнокровие, Минг не сумел скрыть своей озадаченности.
— Эй! Командан Моран, что это на вас нашло? Что случилось?
— Случилось, говорите? — Боб даже стал икать, делая вид, что с великим трудом обретает серьезность после столь безудержного приступа веселья. — Хотите знать, что происходит?.. Да всего-навсего то, что ваши прерыватели не сработали или же всю вашу чертову механику закоротило… Вы слышите меня?.. Произошло короткое замыкание!..
На этот
— Объяснитесь, командан Моран! — потребовал он тоном, не предвещавшим ничего хорошего. — Выкладывайте все, что у вас за душой!
Француз сразу стал серьезным.
— Ладно, раз вы настаиваете, я так и быть объясню… Я хотел сказать лишь то, что в момент вашей смерти там, в горах Нага, ваша цепь «дубликаторов» сработала плохо. Где-то что-то заело, возможно, подвело какое-нибудь соединение. В итоге: вместо одного-разъединственного месье Минга вылупилось двое. Один из них сейчас находится здесь, а второй… не очень далеко от этих мест.
Монгола словно подбросило пружиной. Он взревел:
— Вы лжете, командан Моран!.. Вранье!.. То, что вы говорите, — просто невозможно!.. Я принял все меры предосторожности к тому, чтобы…
— Сядьте, Минг, — прервал его Боб. — Лучше выслушайте меня до конца.
Как ни странно, но Желтая Тень послушался, и моран стал в деталях излагать те события, которые произошли несколькими днями раньше в старой развалившейся крепости на границе между Индией и Бирмой.
Когда Боб закончил, лоб Желтой Тени пересекала складка глубокой озабоченности.
— И вы полагаете, командан Моран, что этот… Минг номер два бродит где-то тут поблизости?
Боб утвердительно кивнул.
— Откровенно говоря, меня удивляет, что его все ещё нет в этом зале, — подчеркнул он. — Сегодня после обеда, когда мы достигли, направляясь к вашему убежище, деревни Кимпонг, он уже покинул её.
Монгол на несколько минут задумался, будто пытаясь отделить истинное от вымышленного в рассказа Морана. В конце концов все морщины с его лба исчезли.
— Даже допуская, что вы говорили мне истинную правду, командан Моран, — произнес он, — все равно ситуация для меня не столь уже серьезная, как вы считаете. В самом деле, с какой стати этот Минг номер два — если, конечно, он существует вообще! — заделался бы моим врагом, учитывая, что он — это я сам?
— Нет, — покачал головой Боб. — Он — это совсем не вы, как и вы — не он. Вначале вы действительно были двумя, во всем тождественными личностями. Но теперь это уже не так. Вы вели свободный образ жизни, в то время как Минг номер два почти год был пленником подземелья, причем у него не было иных напитков, кроме вина. Он не только превратился в алкоголика, но и свихнулся. Поэтому сейчас — это совсем другая личность, чем вы, и вам следует его опасаться. Он полон злобы и останется таковым до тех пор, пока не прикончит вас. Вполне вероятно, что к этому моменту он уже каким-нибудь образом проник в монастырь. Не забудьте, что если он и отличается от вас тем, что тронулся разумом, то в остальном — в первую очередь это касается знаний в области, — у него сохранились те же возможности, что и у вас.
Что-то изменилось в манере поведения месье Минга. То ли он поверил Морану? То ли нет? Сказать об этом с уверенностью было невозможно. Но одно было очевидно: прежнее добродушие с покровительственным оттенком, которое было характерным для него до сего момента, уступило место выражению жестокости, почти
— Нельзя исключать, что вы лжете, командан Моран, — отрывисто бросил он. — Тем не менее, я расположен поверить вам, так как поломка одного из моих «дубликаторов» — вещь вполне возможная. Если мой двойник околачивается где-то рядом, как вы утверждаете, и при этом пылает ко мне ненавистью, то вполне вероятно, что очень скоро мне придется принимать меры, чтобы отбить атаки с его стороны. И потому, чтобы получить свободу маневра в этой борьбе, я вынужден, как можно скорее, освободиться от вас и вашего друга…
Минг повернулся к двери и хлопнул в ладоши, намереваясь вызвать покинувших зал дакоитов. Но ослабление всего на какое-то мгновение внимания Минга, позволило Морану предпринять свои меры. Он, резким движением задрав штанину на левой ноге, подхватил небольшой пистолет, закрепленный двумя полосками клейкой ленты к внутренней стороне мышцы икр, и молниеносно наставил его на Желтую Тень.
— Нет уж, так дело не пойдет, Минг, — прогремел голос француза. — Я не из тех, кто отличается беззаботностью и не подстраховывается. Напрасно вы позабыли об этом. И не думайте, что вам удастся применить против нас один из ваших любимых фокусов с гипнозом. Вы уже, наверное, заметили, что я избегаю смотреть вам в глаза. Довольствуюсь тем, что упорно рассматриваю ваш живот, куда при малейшем движении, не колеблясь, всажу пулю…
Баллантайн в мгновение ока проделал то же самое, что и его друг, направив свой пистолет на дверь и приготовившись открыть огонь, как только на пороге появятся дакоиты.
Желтая Тень попытался было вступить в переговоры, урезонить этих европейцев, чья отвага постоянно брала верх над его могуществом.
— Месье, ваше желание убить меня бессмысленно, потому что стоит мне умереть, как тут же во вполне определенном месте материализуется копия, полностью идентичная моей личности…
— Но, вероятно, это произойдет достаточно далеко от этого места, — подхватил Моран. — А пока суть да дело, мы уже унесем отсюда ноги.
— Но не забываете ли вы о моих верных дакоитах? — вкрадчиво спросил Минг.
Моран усмехнулся.
— Что же, придется рискнуть. Нам с Биллом будет не впервой пробиваться сквозь одну из ваших бандитских шаек и до сих пор нам всегда удавалось выходить из этих переделок с честью…
Лица всех участников этих событий были повернуты теперь к двери в ожидании появления призванных хлопком Желтой Тени дакоитов. Но почему-то абсолютно ничего не происходило. И если раньше в этом громадном здании уже царила глубокая тишина, то теперь её природа как бы изменилась. Прежнее уважительное спокойствие сменилось какой-то атмосферой полной тревоги, сгустилось в неясную угрозу.
Неожиданно это безмолвие взорвалось раскатами безумного смеха. Боб Моран и Билл Баллантайн их тут же узнали, поскольку слышали всего несколько дней тому назад в монгольской крепости в горах Наги.
Так прошли несколько напряженных секунд. Затем тяжелая портьера из шкуры яка, закрывавшая дверь зала, приподнялась, и на пороге выросли с полдюжины дакоитов. Их обычно замкнутые и жестокие лица были искажены выражением суеверного ужаса. Вслед за ними в зал вступил человек высокого роста. Одет он был, как тибетский паломник, а под заостренной кверху шапкой-ушанкой на широком оливкового цвета лица с приплюснутым носом устрашающе пылали два желтых глаза, высеченных, казалось, из обломков топаза или светло-золотистого янтаря.