Возвращение.
Шрифт:
Так вот, ощущение у меня нехорошее, несмотря на то, что день солнечный. Мои ощущения обычно оправдываются, поэтому я настораживаюсь. До пилотских курсов можно дойти пешком, а вот до Школы операторов мобильных платформ ехать надо. Значит, все решилось само. Правда, есть одна проблема у пилотов. В буклете было написано: проверка здоровья, и хорошо, если это диагност, а если нет? Немного не по себе от этой мысли, но я должна подать документы, иначе выберут за меня, и этот самый выбор мне точно не понравится.
Я иду довольно спокойно, размеренным шагом, отмечая, что улицы необыкновенно
И вот этих «но» в нашей демократической, прости Господи, стране предостаточно. Сама о себе не позаботишься, мало не покажется. Ну, например, детей бить запрещено – и в школе, и дома. Но в школе я права голоса не имею, а дома… Никто не вступится, максимум оштрафуют за громкие крики, поэтому лучше не проверять. Машка вон как-то проверила и исчезла. Мы в одном классе учились, а потом она вдруг хлоп – и коммуникатор мертвый, нет такого абонента. Я тогда намек очень хорошо поняла, осознав, что потеряла, переехав с родителями, как будто у меня выбор был.
– Смотри, девка какая, – доносится сзади, и я буквально впрыгиваю в приветливо открывшиеся двери школы пилотов, даже не оглянувшись.
Я знаю эти интонации, даже слишком хорошо – предвкушение, злоба и осознание своей абсолютной безнаказанности. На мгновение окатывает жутью, но уже поздно. И я понимаю, что действительно поздно что-либо делать, надо просто покориться своей судьбе. Откуда у меня такие мысли, я не понимаю, но, видимо, мне и не положено это понимать. Почему мне хочется плакать?
– Добро пожаловать, – усмехается мне сидящий за конторкой мужчина. – Документы.
– Пожалуйста, – протягиваю я пакет документов, в котором все: от свидетельства о рождении, прививок, медицинских обследований, до школьного аттестата.
– Ага… – тянет он, загружая кипу карточек в считыватель. – Категория «А», – непонятно добавляет, протянув мне затем новую, снежно-белую карточку, на расчетную похожую.
За его спиной открывается дверь, на которую он мне и показывает, а я пытаюсь понять, что такое «категория А», и не могу. Но нужно идти вперед, хоть и нет желания. Я даже оглядываюсь на дверь за своей спиной. Хочется убежать, ибо за открывшейся дверью темно и страшно отчего-то.
– Тебе помочь? – с явно слышимой угрозой в голосе произносит все тот же, непредставившийся. – Или сама все поймешь?
– А можно… – я не могу оторвать взгляда от темноты коридора. – Можно я в другой раз приду?
Повисает молчание. Я замираю, не зная, как он отреагирует, и вдруг какая-то сила бросает меня вперед, лишь затем я чувствую удар. Споткнувшись, лечу во тьму, успев только взвизгнуть. Но меня хватают какие-то очень грубые руки, кто-то награждает оплеухой, отчего я давлюсь своим криком, а затем меня буквально закидывают в небольшую комнату без окон, освещаемую древней лампой дневного света. Я думала, таких
– Раздеться! – слышу я какой-то гавкающий голос. – Быстро! Иначе будет больно!
– Вы не имеете права! – нахожу в себе силы выкрикнуть я, но тут же падаю на пол, и становится действительно очень больно.
Я слышу очень противный свист, и сразу же меня окольцовывает буквально болью. Кажется, все тело взрывается ею, отчего я кричу, не в силах удержаться. И длится это вечность, отчего я едва не теряю сознание. Но вот свист утихает, я прихожу в себя, дрожа всем телом.
– Быстро снять с себя одежду, животное! – звучит приказ. – Иначе…
Что будет иначе, я уже понимаю. Как такое возможно? Ведь хоть какая-то видимость свободы до сих пор сохранялась, а сейчас… давясь слезами, я начинаю медленно расстегивать непослушными пальцами блузку. Кто-то неизвестный, которого я не вижу, молчит, и свист не слышен, но я вся дрожу, боясь возвращения этой дикой, непереносимой боли. С трудом раздеваюсь до нижнего белья и замираю, но снова слышится свист, и я в испуге сдергиваю с себя оставшееся.
– Встать смирно, животное! – командует лишенный всяких интонаций голос.
Только сейчас я понимаю: нет никаких интонаций, вообще, как будто со мной робот говорит! Но как такое возможно? Почему он называет меня животным? Что происходит?! Я уже открываю рот, но замираю в ужасе, потому что… Если меня здесь считают животным, то могут спокойно убить, а уж разговаривать точно никто не будет.
Если это робот, то он будет меня мучить до тех пор, пока я не сделаю, что ему нужно, точнее, его создателям. Но вот только стоять безо всего мне очень некомфортно и дико страшно, ибо воображение рисует картины очень уж жуткие. И, подумав о том, что со мной теперь будут делать, я чувствую просто дикий холод, пальцы при этом пронизывают будто много маленьких иголочек, и я…
***
В себя я прихожу от сильного удара по лицу. Нестерпимо болит живот, при этом я лежу. Что со мной? Где я? Но спросить не успеваю, потому что в меня прилетает что-то, одеждой не идентифицирующееся. Грубая серая ткань заставляет ее ощупывать, при этом я не понимаю ничего.
– Надеть на себя! – слышу я приказ, который сразу же пытаюсь выполнить, потому что не хочу боли.
Похоже, это мешок с вырезами для головы и рук. Но делать нечего, я натягиваю его на себя, заметив, что кожа на животе покраснела сильно. Видимо, сейчас не время для разглядываний, потому что я получаю следующий удар, неизвестно откуда. От него темнеет в глазах просто, я даже вскрикнуть не могу.
– Встать и идти, животное категории «А», – следующий приказ совсем непонятен, но, осмотревшись, я вижу открытую дверь.
Эта комната еще меньше предыдущей, в ней только лежанка и свисающее с потолка что-то страшное, что разглядывать я просто боюсь. С трудом встав с лежанки, направляюсь в сторону двери, а ухо при этом ловит переговоры на вполне знакомом мне языке.
– Особь слишком молода, – произносит тот же голос без интонаций.
– Боги любят жилистое мясо, – вторит ему уже другой, на этот раз наполненный эмоциями. – Будет ухаживать за щенками.