Возвращение
Шрифт:
Он встал и отправился назад. Несколько минут он путался в кустарниках, отыскивая дорогу, затем отыскал и зашагал между соснами. Дорога смутою белела под звездами. Еще через несколько минут Кондратьев увидел впереди голубоватый свет, газосветные лампы столба с указателем и почти бегом сошел к самодвижущейся дороге. Дорога была пуста.
Кондратьев, прыгая, как заяц, и вскрикивая: «Гоп! Гоп!», перебежал на полосу, движущуюся в направлении города. Ленты неярко светились под ногами, слева и справа уносились назад темные массы кустов и деревьев. Далеко впереди
Он сошел у веранды со столиками, той самой, возле которой стоял указатель: «Поворот к Желтой Фабрике — 1 км». На веранде было светло, шумно и вкусно пахло. Народу было так много, что Кондратьев даже удивился. Были заняты не только все столики — их было не меньше пятидесяти, и они стояли полукругом, — но и пространство внутри полукруга, где люди сидели и лежали на каких-то ярко раскрашенных круглых матрациках. Большая куча таких матрациков громоздилась в углу веранды. «Здесь, пожалуй, поужинаешь…» — уныло подумал Кондратьев, но все-таки поднялся по ступенькам и остановился на пороге. Праправнуки пили, ели, смеялись, разговаривали и даже пели.
Кондратьева сразу потянул за рукав какой-то голенастый праправнук с ближайшего столика.
— Садитесь, садитесь, товарищ, — сказал он поднимаясь.
— Спасибо, — пробормотал Кондратьев. — А как же вы?
— Ничего! Я уже поел, и вообще не беспокойтесь.
Кондратьев, совершенно не зная, что сказать и как себя вести, с величайшей неловкостью уселся, положив руки на колени. Огромный темнолицый мужчина напротив, поедавший что-то очень аппетитное из глубокой тарелки, вскинул на него глаза и невнятно спросил:
— Ну, что там? Тянут?
— Что тянут? — спросил Кондратьев.
Все за столиком глядели на него. Темнолицый, перекосив лицо, глотнул и сказал:
— Ведь вы из Аньюдина?
— Нет, — сказал Кондратьев. — Я с Желтой Фабрики.
«Не ляпнуть бы чего-нибудь невпопад», — подумал он.
— Где это? — с любопытством спросила молодая женщина, сидевшая справа от Кондратьева.
— До поворота на Желтую Фабрику один километр, — пробормотал экс-штурман. — А там — по холму и… к домикам…
— И над чем вы там работаете?
Кондратьеву захотелось встать и уйти.
— Видите ли… — начал он.
Но тут коренастый юноша, сидевший слева, радостно сказал:
— Я знаю, кто вы! Вы штурман Кондратьев с «Таймыра»!
— Ох, простите! — сказала женщина. — Я не узнала вас. Простите!
Темнолицый сейчас же поднял правую руку ладонью вверх и представился:
— Москвичев. Иоанн. Ныне — Иван.
Женщина справа сказала:
— Завадская Елена Владимировна.
Коренастый юноша задвигал ногами под столом и сказал:
— Басевич. Метеоролог.
Маленькая беленькая девочка, затиснутая между метеорологом и Иоанном Москвичевым, весело пискнула:
— Оператор тяжелых систем Марина Черняк…
Экс-штурман Кондратьев привстал и поклонился.
— Я вас тоже не сразу узнал, — объявил Москвичев. — Вы здорово
— Нет, — сказал Кондратьев.
Москвичев вылез из-за стола.
— Тогда я и вам сейчас принесу.
— Пожалуйста, — сказал Кондратьев благодарно.
Иоанн Москвичев удалился, протискиваясь между столиками.
— Выпейте вина, — сказала Елена Владимировна, пододвигая Кондратьеву свой бокал.
— Спасибо, не пью, — механически сказал Кондратьев. Но тут он вспомнил, что он больше не звездолетчик и звездолетчиком никогда уже не будет. — Простите. С удовольствием.
Вино было ароматное, легкое, вкусное. Нектар, подумал Кондратьев. Боги пьют нектар. И едят сациви.
— Вы летите с нами? — пропищала оператор тяжелых систем.
— Не знаю, — сказал Кондратьев. — Может быть. А куда вы летите?
Праправнуки переглянулись.
— Мы добровольцы, — сказал Басевич. — Мы летим на Венеру. Надо превратить Венеру во вторую Землю.
Кондратьев резко выпрямился и поставил стакан.
— Венеру? — спросил он недоверчиво. Он-то хорошо помнил, что такое Венера. — А вы были когда-нибудь на Венере?
— Мы не были, — сказала Елена Владимировна. — Был Москвичев, да это ведь неважно. Плохо, что не хватает планетолетов. Мы ждем уже три дня.
Кондратьев вспомнил, как он тридцать три дня крутился вокруг Венеры на планетолете первого класса, не решаясь высадиться.
— Да, — сказал он с горькой иронией, — это неприятно ждать так долго…
Затем он с ужасом посмотрел на беленького оператора тяжелых систем:
— Простите, вы тоже летите на Венеру?
— У меня индекс здоровья восемьдесят восемь, — немножко обиженно сказала оператор.
— Простите… Конечно… восемьдесят восемь… — пробормотал Кондратьев. «Радиоактивные пустыни, — подумал он. — Атомные вулканы. Черные бури…»
Вернулся Москвичев и грохнул на стол поднос, уставленный пиалами и тарелками. Среди тарелок торчала пузатая бутылка с длинным горлом.
— Вот, — сказал он. — Ешьте, товарищ Кондратьев. Вот, собственно, сациви, вот, если захотите, соус, приправы… Десерт… Лед. Пейте вот это. «Яшма». Оно вам понравится… Пегов опять говорил с Аньюдином. Обещают планетолет завтра в шесть.
— Вчера нам тоже обещали планетолет «завтра в шесть», — сказал Басевич.
— Нет! Теперь уже наверняка! Возвращаются звездолетчики. Д-космолеты — это не продовольственные танкеры. Шестьсот человек за рейс, Земля — Венера за двадцать часов. Послезавтра в это время мы уже будем там.