Возвращение
Шрифт:
— Откуда ты черпаешь свою фантазию? — спрашивала баронесса, растроганная счастливым концом очередной истории о любви.
— Вижу в своём воображении, — усмехалась пфальцграфиня, раздумывая, какой адаптированный под средневековье фильм будет пересказан следующим. Да, это будет «Собака на сене». Там особо и менять ничего не придётся.
— Хорошее воображение, — выглянула из-за полога Вилда. — Будто сами всё своими глазами видели… — Высморкалась, умилённая счастливым окончанием истории Зиты и Гиты. —
Значит, у компаньонки есть время отвлечься и передохнуть.
Захаживал Корбл. Не часто, но всегда в одно и то же вечернее время. Молча проходил к госпоже, устроившейся на ложе, целовал ей руку и заглядывал под полог. Вскинув брови, смотрел на малышей, и тогда Наташа замечала, как теплел его взгляд, уголок губы приподнимался в улыбке. Одарив пфальцграфиню прежним изучающим многообещающим взором, вздыхал и выходил.
Сегодня он вошёл заметно прихрамывая.
Тэрэсия обеспокоенно склонила голову набок:
— Снова нога болит? — На его отмашку, закивала: — Знаю-знаю… Пошли за господином Берингаром.
В открывшуюся дверь просунулась детская голова, повязанная платком, и возбуждённо зашептала:
— Герр Уц, там вас стражники зовут.
— Кого черти принесли на ночь глядя, — буркнул он, морщась, направляясь к выходу.
С этой стороны замка сигнальный рожок был слышен только в ясную тихую погоду.
Близились Йольские празднества.
Наташа нетерпеливо гадала: «Рождество в средневековье? Какое оно?»
Снег за это время выпал несколько раз. Не дав порадоваться его белизне, растаял, превратившись в грязное месиво.
— Тэрэсия! — Услышала Наташа и в распахнувшуюся дверь вбежала девушка — едва ли старше Эрмелинды, — на ходу скидывая накидку с меховой лисьей опушкой.
— Моя дорогая! — протянула руки баронесса, приподнимаясь навстречу ей, усмехаясь. — Давно не виделись. Матушка тоже приехала?
— Где они? — восторженно оглядывалась гостья, наскоро прикасаясь к подставляемым для поцелуя щекам женщины. — Матушка?.. Её нет. Не отпустил этот тугодум и скряга. Вы же знаете его! Деспот!
— Да тише вы, стрекоза, — выглянувшая из-за полога Вилда, зашикала на неё, махая руками, — разбудите. — На кряхтение в кроватке, недовольно отреагировала: — Ну вот, разбудили… Божечки-божечки, госпожа Элли, вы как всегда такая шумная и неугомонная.
Девушка в несколько шагов оказалась за плотным балдахином, и оттуда послышались её восторженные возгласы:
— Ах, какие маленькие!.. Какие же они ангелочки!.. А можно их потрогать?
— А вы здоровы, госпожа Элли?.. — Строго спросила служанка, заслоняя близнецов. — Не наклоняйтесь так низко над ними. Нам немочь не нужна…
Пфальцграфиня, догадавшись, кто пожаловал, вопросительно посмотрела на баронессу. Та виновато пожала плечами,
— Моя младшая сестра Элли. — И уже в сторону полога: — Ты надолго?
— Пока не надоем. Там я никому не нужна… Ой, какие пальчики крохотные, — восторгалась она. — Этот граф фон Лемке невыносим. Представляете, он после вашего отъезда запер меня в моём покое и сказал, пока я не научусь манерам, достойным девицы из приличной семьи, не выпустит меня.
— Ты научилась? — качала головой Тэрэсия, посмеиваясь. — Господин граф строгих нравов.
— Нет-нет, не трогайте их, — Вилда заметно нервничала, расставив руки над малышами.
— Элли, поди сюда, — баронесса быстро села в постели с беспокойством поглядывая на опущенный занавес. — Вилда, не позволяй ей трогать мальчиков.
Наташа, оставив вязание, уставилась на тёмное пятно полога. Тревога хозяйки передалась ей.
В дверях показался барон и непривычно резво направился к ложу, на ходу раздражённо брюзжа:
— Госпожа Элли, пожалуйста, не приближайтесь к моим сыновьям.
— Эуген, — укоризненно качнула головой супруга, — пусть она посмотрит на них. Всего лишь посмотрит.
— Вилда, не позволяй ей никого и ничего брать в руки, — приподнял тяжёлую ткань, схватив родственницу за локоть, уставившись в её большие глаза: — Госпожа Элли, мне хватило пары дней вашего общества, чтобы не желать с вами встречи очень долгое время.
— Я же попросила у вас прощения, господин барон, — девушка не вырывалась, недоумевая, просительно глядя на него. — Уверяю вас, подобное никогда не повторится. Вы же не отправите меня назад только потому, что я…
— Замолчите! — цыкнул он на неё, багровея. — Иначе…
— Эуген… — поспешно вмешалась Тэрэсия. — Прошу тебя…
— Я пойду. — Пфальцграфиня встала, привлекая к себе внимание. Семейные секреты должны остаться семейными. Натолкнулась на изучающий взор девичьих пронзительных светло-карих глаз.
Вскинув тонкую бровь, её рассматривали с нескрываемым любопытством.
Элли была необычайно хороша. Подвижное выразительное лицо с ярким румянцем и живой мимикой. Высокая и тоненькая, как тростинка, она выглядела вполне женственно.
— Это моя компаньонка фрейлейн Лэвари Ольес из Фландрии.
— Фландрии? — переспросила Стрекоза, остановив взор на вязаном изделии в руках Наташи, присевшей в реверансе. — Вы мне поведаете о Балдуине. Правду говорят, что он страшен, как смертный грех?
— Элли… — остановила её старшая сестра.
— Вы видели Балдуина? Какой он? — не обратила внимания на замечание.
«Что за Балдуин? — чертыхнулась пфальцграфиня. — Не хватало мне только какого-то Балдуина. Знать бы, кто это…». Не подав вида, скромно потупилась и на всякий случай открестилась: