Возвращение
Шрифт:
– Хатынь? Это небольшая белорусская деревня, которую фашисты сожгли вместе с жителями, – пояснил я. – Вот где я о ней вычитал, сейчас не вспомню. Кажется, в какой-то старой газете.
Гости выглядели растерянными, да и отец с матерью были не лучше, поэтому приход из школы Тани оказался как нельзя кстати. Лиса сразу же ушла с сестрой в ее комнату брать интервью, а Валентин начал допытываться, что у меня еще есть в репертуаре. Я сыграл ему «Вот так и живем» с учетом прошлого опыта, стараясь не вкладывать в пение душу.
– Ты меня этой песней прямо поразил! – сказала мама. – Никак не подозревала в тебе таких талантов!
– А что он еще выкинул? – спросила сестра.
– Написал новую песню, – ответила мама. – И спел ее всем нам. Песня просто замечательная! А почему ты сказала «еще»?
– А об этом сейчас вся школа шумит! Знаешь, что он сделал? Корреспондентам отдали на растерзание седьмой класс, а он туда зашел, забрал свою Люсю и все время ворковал с ней в коридоре, наплевав и на нас, и на учителей. Сама видела их вдвоем, когда прозвенел звонок. Стоят рядышком и смотрят друг на друга! Был бы кто другой, ты бы уже была у директора, а с него все как с гуся вода.
– Что, правда, что ли? – не поверила мама.
– А что в этом такого? – пожал я плечами. – С Валентином я договорился, а с Люсей у меня был важный разговор. Мы не обнимались, а просто стояли в коридоре. А если некоторых завидки берут, при чем здесь мы? Шла бы ты, Танечка лучше обедать. Мы тебе и пирожные оставили.
– Я пойду, – сказала сестра. – А ты все-таки подумай. Может быть, в вашем стоянии ничего и не было, но всем это не объяснишь. И Новиков такое долго терпеть не станет. Школа для учебы, а личные дела решайте дома!
– Она права, Гена! – сказала мама. – Ты подаешь другим дурной пример, и директор не сможет на это никак не реагировать. Ну вызовут не нас, а родителей Люси, ты этого хочешь?
– Учту, – коротко сказал я. – Мне просто срочно нужно было переговорить, откладывать разговор я не мог.
– Как у вас все рано! – сказала мама. – Еще не целовались?
– Я тебе обещал думать головой? – спросил я. – С Ленкой я был пацан, поэтому вы и знали о каждом моем чихе, сейчас я отчитываться не собираюсь. Или вы мне доверяете, или нет.
– Ты опять пишешь повесть? – спросила мама, чтобы сменить тему.
– Так, наметки, – неопределенно сказал я. – Лиса сказала, что редакция хотела заключить со мной договор о сотрудничестве. Так что уже можно начинать писать, нужны только тетради.
– Купим мы тебе тетради, – сказал отец. – Только ты бы больше отдыхал, работаешь на износ. А песня получилась душевная. Думаю, тебя из-за нее в Минск повезут раньше, чем из-за повести, а ты ведь не хотел никуда ехать.
– Я передумал, папа, – ответил я отцу. – Все равно не отстанут, они мне так и сказали. У тебя, говорят, перед
– Что, так и сказали? – удивилась мама.
– Нет, это я вам своими словами пересказал то, что было сказано мне. Я сейчас сбегаю к Люсе, а потом займусь учебой. Я пропустил уроки, так что заодно посмотрю, чем они занимались. Да и с ее родителями нужно познакомиться, тогда они будут меньше верить всяким сплетням.
На этот раз вся семья Черзаровых была в сборе. Перед выходом я позвонил Люсе, поэтому дверь мне открыла она.
– Папа, познакомься, – сказала она своему отцу, сидевшему в комнате у телевизора. – Это мой друг, Геннадий.
– Очень приятно! – приподнялся он мне навстречу. – Иван Алексеевич.
– Мама, ты можешь выйти? – спросила Люся мать через дверь кухни. – Гена пришел.
– А, жених! – сказала славная невысокая женщина, выходя с кухни. – Надежда Игоревна.
– Очень приятно, – сказал я. – А почему жених? Не думайте, я не отказываюсь, просто интересно.
– Даже так? – она сняла передник. – Так вас с Люсей называют в классе Ольги. Жених и невеста.
– Пока мы только дружим, – успокоил я ее. – До свадьбы еще четыре года.
– А еще он всем рассказывает анекдоты! – наябедничала с кухни симпатичная девчонка лет восьми, очень похожая на Люсю.
– Правда, что ли? – спросил Иван Алексеевич, выключая телевизор. – Расскажешь?
– А в каком вы звании, Иван Алексеевич? – спросил я.
– Как и твой отец – майор, а что?
– Тогда я про майора и расскажу, – сказал я. – Армейское подразделение окапывается. Рабинович тоже роет себе стрелковую ячейку, глубина её уже два метра. Подходит майор и спрашивает Рабиновича, зачем тот копает так глубоко, он же не увидит неприятеля.
А вы думаете, отвечает Рабинович, что мне так интересно на него смотреть?
– Смешно, – рассмеялся он. – Ты в шахматы играешь?
– Играю, но уже давно не брал их в руки, – ответил я, подумав, что это было лет пятьдесят назад.
– Папа, Гена пришел ко мне, а не играть с тобой в шахматы! – возмутилась Люся.
– Мы еще сыграем, – обнадежил я его. – Как-нибудь потом.
– Потом, так потом, – вздохнул он. – Дочь, ты поела? Закончишь с едой, иди ко мне, не мешай сестре.
Я зашел вслед за Люсей в ее комнату.
– Кто-то меня в школе обещал поцеловать, – тихо сказала она мне. – Выполняй обещанное, пока отец удерживает Ольгу. Надолго его не хватит.
– Вот так бы целовалась и целовалась! – сказала она, слегка задыхаясь, когда мы оторвались друг от друга. – Мне этого мало!
– Хорошего понемножку, – ответил я. – Покажи, чем вы без меня занимались на уроках.
– Эту поговорку придумали жадины, – сказала она, раскрывая портфель. – Смотри, здесь мы закончили по физике...