Возвращение
Шрифт:
Уже не забрать.
Да и пусть владеет-таскает. Потренируется пару дней, и ништяк. Как во всяком деле, тут важен навык, а главное стрелковое упражнение заключается в нехитром тренинге рук и поясницы — тупой китайский подвиг стояния со вскинутым к плечу ружьем.
— «Тигренком» назову, — решил Мишка и нежно погладил рукой приклад. — Прям сейчас и пальну! Пороха сколько, три грамма хватит?
— Скорее всего, надо пробовать. Мерный наперсток поищи.
Какое-то время разбирались с ружьем, потом зарядили и, взяв инструменты и котел, пошли за дровами да по воду.
Ба-бах!
— Зачем
— Резко бьет киска, — улыбнулся Сомов. — И точно. Хорошо бы ложе заново в масле проварить…
— Мазаться будет.
Он только махнул рукой — мол, какие мелочи.
— Надо погон сообразить, я там веревку видел. И зарядить.
И друг, нагло положив на траву топор и пилу, бегом побежал в избу.
— Куда! — возмутился я.
— Костя… Ты это, пожрать что-нибудь приготовь! Я сам дров наломаю!
Что ж, так мне даже лучше, пусть рубит и таскает, лучше сразу создать добрый запас.
Свинцовые тучи все темней, и их все больше. Хорошо бы успеть.
— Мишка, сучья таскай, так быстрей будет!
— Понял!
Накинув медный котел на плечо, я пошел к ручью.
Вскоре в котле уже грелась вода. Кашу буду делать. С мясом. Медвежьим.
Тем временем в лесу уже затрещало поваленное дерево. Не послушался… Гоблин любит все делать капитально.
Наша Зенгерша строго-настрого запрещает употреблять медвежатину без анализа, поэтому все наши охотники возят образцы для проверки в лабораторию…
Земной хищник пяти лет от роду болен трихинеллезом с вероятностью до девяноста процентов. Инкубационный — две-три недели, при очень сильном заражении срок может сократиться до двух-семи дней. Если это северные виды трихинелл, то инкубационный период может достигать полутора месяцев, с тяжелым течением заболевания. Сплошной кошмар… Легкая форма проявляется повышенной температурой, болями в мышцах, отеками и продолжается в течение недели, не меньше. При тяжелой форме первоначально появляются боли в животе, тошнота, рвота, понос, бессонница, возбуждение, резкая слабость, постепенно поднимается температура… После этого начинают мучить боли в мышцах, отеки, сыпь с кровоизлияниями и нагноениями. Страдают сердце, легкие, печень и мозг. Миокардит — во всех случаях тяжелого течения, он и служит основной причиной смерти.
Избавить мясо от трихинелл крайне сложно, придется кипятить в течение трех часов, если куски не толстые. Впрочем, с медвежатиной так и будет: мясо жесткое — чем дольше варишь, тем мягче. Часов шесть. Посол и копчение не помогают, как и обжарка.
Но здесь не Земля. Пока что лаборантами Медцентра не выявлено ни одного случая заражения! Косолапые на Платформе здоровые. Пока…
Я подстрахуюсь, хоть и знаю, что это самообман, — привычка: тонкие пласты хорошо обжарю и только потом смешаю с вареным рисом. На добросовестную разделку, как и на многочасовую варку, времени не было, и потому я просто пошел и вырезал подходящую часть филе. Поедим, переждем ливень, который наверняка случится, потом уж займемся дичью вплотную.
Кипела вода, разбухал
Вышел посмотреть — как там, на лесоповале?
Гоблин шел к избе, как трелевщик, зажав под мышками сразу две приличного размера сосны. Даже сучьев обрубать не стал.
— За дом сворачивай! — крикнул я заботливо. — Там навес! Ой, как бы мясо не пережарилось!
И удрал в избу. Полило через двадцать минут.
Мишки все не было, а я уже смешал — пусть настаивается.
Дождь быстро не закончился, превратившись в хороший тропический шторм, в перспективе грозящий перерасти в ураган. Время шло, вечерело… Я принялся за оживление нового жилья, тихо возюкался, растаскивая и раскладывая. Похоже, дальнейшую разведку придется продолжить уже завтра. На улице выло и вздрагивало. Хорошо сидеть в тепле!
— У робинзонов крузов всегда так происходит, — пробурчал Сомов в сторону камина, проходя в избу с большущей вязанкой дров. — Только начнешь прибарахляться, как стихия срезает излишнее, что за стерва.
— Садись за стол. Ложку держи, какая уж получилась.
— Зашибись! У-у! Запах какой! Все сожру! А знаешь, там обрыв есть. И реку видно. В этот обрыв остатки дичи и сбросим, чтобы не разводить возле жилья тухлятину, птички-лисички быстро растащат.
— Есть все-таки река?
— Ага. Небольшая. Не Волга…
Сыто икнув, Мишка закурил.
Вот теперь можно браться за другие хозяйственные дела. И прежде всего надо быстренько разобрать трофей, а потом помыться. Перед этим нагреть побольше воды, благо нашелся медный таз и два оцинкованных ведра — за дровами, под навесом.
Шторм почти стих. Уже оживилась мелкая птица, запела, зачирикала на радостях. Все чаще выходящее из рваных остатков свинцовых облаков закатное солнце быстро превращало пейзаж в окрыточную картинку.
Третью кружку выдуваю, все не могу напиться.
У сталкера высшей категории жизнь всегда хороша.
— Ну что, Гоб, хватит нежиться, пошли посмотрим на реку.
Вполне может быть, что это не единственная артерия.
«Странные избы», так сталкеры называют подобные строения. Возле них хорошо сбрасывать спасателей или бойцов, возвращающихся со специальных заданий. Однако чаще они попадаются пустыми: есть версия, что такие строения предназначены для точек роста, будущих поселений. Не амбары с припасами, а именно жилые… Дороги возле них встречаются, вот что важно, как и возле некоторых локалок. Характерная особенность — грунтовка никогда не подходит к строению вплотную, обрываясь за несколько сот метров.
— Готов!
— Тогда веди, — решил я.
Берег небольшой таежной реки.
Много темной колючей зелени и птиц на воде. Вода в реке прозрачная, однако темная, значит, грунт каменистый. Очевидно, что зверски холодная, насыщенная кислородом, такую любят рыбы благородных пород. И она питьевая. В вышине треснула веточка. За спиной стоял небольшой лес островком, который надо бы осмотреть подробней, но я только слушал, не в силах оторвать глаз от водной глади.
Никаких признаков цивилизации.