Возвращение
Шрифт:
Они обнялись и оба закрыли глаза, словно пытаясь укрыться от всех в своей любви. Мари так хотелось вдруг проснуться и осознать, что вся эта история с письмами — лишь дурной сон…
— Дорогая, послушай меня! — сказал Адриан. — Мы должны продолжать жить как обычно. Давай насладимся этим днем отдыха! Камилла приезжает домой только на выходные, поэтому не будем портить ей и себе настроение! Я сегодня не работаю, и, надеюсь, срочных вызовов не будет. А если тебе понадобится выйти из дому по делам — веди себя как всегда! И смотри людям в глаза. Помни:
— Обещаю, я буду сильной, Адриан! Я уже знаю, что Дрюлиоли так же шокированы, как и мы, на них можно положиться. Если понадобится, они замолвят за нас словечко…
Мари подарила супругу легкий и нежный поцелуй. Она понимала, что он глубоко уязвлен клеветой, которая в это самое время с быстротой молнии распространяется по Обазину.
— Сегодня я напеку блинчиков, и мы все вместе будем слушать радио! Мелина спустится к нам, а чтобы ей было теплее, мы посадим ее в кресло. Я не желаю впускать несчастье в наш дом!
Адриан улыбнулся, но на сердце у него по-прежнему было тяжело. Он не мог забыть об угрозах анонима. Подойдя к окну, он посмотрел на городскую площадь. Вспоминался тот мрачный период, когда коллаборационистов расстреливали без суда и следствия; ему даже показалось, что он слышит ружейные залпы, крики ненависти… Потом он вспомнил, каково это — быть маки… Много дней они прятались по лесам, опасаясь доноса, появления немецкого патруля… Сердце его сжалось, когда он вспомнил о молодых партизанах, которые погибли во время внезапной вражеской атаки.
Мари уже почти закончила перестилать постель, когда обратила внимание на то, что Адриан довольно долго стоит у окна. Она встревожилась.
— Адриан, может, спустишься в гостиную и почитаешь немного у теплой печки…
— Да, ты права, — пробормотал он. — Ничто так не помогает забыть о том, сколько ненависти таится в иных людях, которые просто не могут жить спокойно, как хорошая книга. Мари, как ты думаешь, можно ли где-нибудь обрести покой?
***
Шли дни, кошмар продолжался. С вечерней почтой в понедельник в дом семьи Меснье принесли еще одно письмо, следующее — в среду. Расстроенная Мари-Эллен пришла сказать, что и ее родители получили еще одно письмо с теми же обвинениями.
Камилла вернулась в пансион, не подозревая, о чем гудит городок. Мелина сильно кашляла и, на этот раз, к большому облегчению Мари, снова не пошла в школу. Не встречаясь со своими школьными подружками, девочка еще на какое-то время будет оставаться в неведении. Злословие отравляет жизнь не меньше, чем худшая из болезней…
Нанетт, будучи в курсе событий, проявляла чудеса сдержанности! Эта история с письмами еще больше сблизила их с Мари. Старушка престала ворчать и жаловаться и старалась всячески подбодрить «свою курочку». Она расточала Мари такие ласки,
Одно удивляло Мари: складывалось впечатление, что слухи, спровоцированные «обличительными» посланиями, не проникли за стены аббатства. Мама Тере и мать Мари-де-Гонзаг вели себя как обычно. Однажды Мари выпалила Адриану:
— Я уверена, они знают! Просто не осмеливаются заговорить со мной об этом, вот и все! И я, идиотка, тоже молчу!
— Ты ошибаешься, дорогая! — отозвался он и обнял ее. — Признаюсь тебе, большинство моих пациентов делают вид, что ничего не знают об этой истории с письмами. За исключением двух-трех кумушек, которые пару раз намекали, что им кое-что известно.
В пятницу Нанетт с нетерпением ожидала возвращения Мари из школы. Стоило той переступить порог, как она протянула ей четвертое письмо.
— Держи, моя курочка! Еще одна мерзость! Мой тебе совет: просто возьми и брось его в огонь! Я специально надела очки и проверила почтовый штамп. Оно опять пришло из Лиможа.
— Я не хочу его открывать. — Мари вздохнула. — Хватит с меня этих писем! И этот бесконечный дождь… Как будто без него мало огорчений!
Обе женщины посмотрели в окно. Небо было сплошь затянуто свинцово-серыми тучами, и казалось, что наступила ночь. Шел сильный дождь. В печной трубе завывал ветер, и под его порывами капли воды попадали даже на плитку кухонного пола. Сад выглядел унылым и грязным. Мари запомнила эту неделю на всю жизнь.
— Я не могу так больше, моя Нан! Сколько еще это будет продолжаться? Адриан совсем извелся, ты и сама это знаешь. Ты заметила, что в его волосах добавилось седины? Бедный, он так нервничает…
— И есть отчего! А я вот что тебе скажу: на вас навели порчу! Если бы моя бедная подружка Маргарита была жива, она бы вам пособила. Она хорошо разбиралась во всяких наговорах и колдовстве! Ты предупредила Лизон?
Мари отрицательно помотала головой. Она решительно отвергла идею рассказать о том, что происходит, своим старшим детям. Как однажды сказал ей Поль, «у каждого свои проблемы».
— Да и зачем? Они не смогут нам помочь. Матильда только посмеется, Лизон и Поль станут волноваться. Нет, давай пока не будем этого делать.
— А я еще раз тебе скажу: когда такое случается, нужно друг дружку поддерживать! — пробурчала Нанетт. — На то и семья, моя крошка!
Мари поцеловала старушку, и они приготовили себе по чашке напитка из цикория.
Нанетт даже не подозревала, каковы масштабы этой истории с письмами. Языки в городке молотили безостановочно, и когда доктор Меснье проезжал по улицам на своем «ситроене» или просто шел по тротуару, с ним здоровались куда менее уважительно, чем раньше. Приходя в тот или иной магазин за покупками, Мари то и дело наталкивалась на вежливые, но холодные улыбки или потупленные от смущения взоры. Радостные приветствия, веселая болтовня, обмен новостями — всего этого как и не бывало.