Возвращенное имя
Шрифт:
Если печенеги, как волны, накатились на Корчедар, то княжеская дружина подобно каменному волнорезу разбросала и рассекла эти волны, отбросив печенегов от детинца. Под прикрытием тяжелой конницы князя, врубившейся в ряды печенегов, выстроилась возле обоих ворот в детинец местная стража, состоящая из мечников, лучников и копейщиков. В детинец потянулись женщины и дети; воины погнали коров и овец, понесли железо и припасы. На самом детинце все подготовлялось к возможной длительной осаде. Заслон перекрыл отводную трубу, вода, выйдя из колодца, начала заполнять круглый, выложенный камнем бассейн. Оружейник раздавал оружие всем, у кого его не было.
Между тем печенеги, почувствовав силу и стойкость княжеской дружины, усилившейся благодаря пополнению за счет всадников-ремесленников и имевшей в тылу детинец, разбились на несколько отрядов, которые с громкими криками носились по всей площади города. Одни из этих отрядов уничтожили еще сопротивляющихся воинов, другие с разных сторон пытались прорваться к воротам в детинец, опрокинув княжескую дружину. Стало темнеть. По склонам лощины загорелись печенежские костры, а то и просто подожженные печенегами дома ремесленников. Однако костры и горящие дома только подчеркивали и без того сгустившуюся тьму. Постепенно все замолкло, и лишь изредка со стен детинца или в детинец летели пущенные наугад стрелы.
Вой, затихший ночью, с удвоенной яростью возобновился с восходом солнца. Князь вместе с дружиной выехал за ворота детинца и бросился в атаку на печенегов, стремясь добраться до их хана — воина в малиновом с золотыми разводами халате. Защитники детинца затаив дыхание следили за князем, особенно хорошо заметным из-за повязки на голове. Вот князь, пробившись глубоко в ряды печенегов, уже подрубил мечом шест с конскими хвостами, возле самого хана, как вдруг тяжело свесился с седла, получив скользящий сабельный удар, и потерял сознание. Уцелевшие дружинники, окружив князя, пробились с ним к детинцу и едва успели захлопнуть ворота перед носом у печенегов. Однако в сражении произошел уже непоправимый перелом. Тяжелое ранение князя, захваченная печенегами инициатива боя — все это подорвало дух и силы защитников города. Все яростней становились атаки печенегов, все выше по склону вала поднимались они. Один за другим гасли очаги сопротивления и на посаде. Угроза неминуемой гибели нависла над городищем.
Ольга, вместе с другими лучниками прикрывавшая Горислава и других воинов, обстреливавших печенегов из катапульт каменными ядрами, обернувшись, увидела, что Дамиан, бессильно откинувшись к бревнам заборола, сидит у стены. Подбежав к нему, Ольга спросила:
«Что с тобой, ты ранен?»
Но Дамиан поднял на нее невидящие глаза и ничего не ответил. «Дамиан, Дамиан, — закричала Ольга, — что с тобой, встань, если нам суждено погибнуть, погибнем вместе в бою!» Но Дамиан ничего не ответил ей, и девушка, изумленная его молчанием и странным отсутствующим и напряженным взглядом, вернулась к бойнице.
Перед взором Дамиана было в это время лицо императора с застывшей на нем полуулыбкой, и в ушах его звучал голос императора, его слова о величии империи. Все это величие, построенное на лжи и коварстве, ничто по сравнению с тем, что просто и нужно как день, как солнце и хлеб… Что же делать? О, он хорошо знал, как защитить город, как отбить печенегов. И пока еще это не поздно сделать. Но ведь он выдаст себя, если примется за это, — простой кузнец не может иметь знания и навыки военачальника…
Эти мысли, одна лихорадочно сменявшая другую, теснились в голове Дамиана, как вдруг он услышал тихий, но твердый голос, произнесший
«Иди!»
Дамиан увидел перед собой Гостомысла, неизвестно как оказавшегося в детинце. Не вставая, Дамиан ответил также по-гречески: «К другим ты приходишь, чтобы спасать их, а меня ты хочешь погубить?»
«Нет, — все так же тихо и твердо сказал Гостомысл, — я пришел, чтобы спасти тебя. Иди!»
Медленно поднялся Дамиан, вытянулся во весь рост, подобрал выпавший из рук погибшего дружинника меч-кладенец и поднял его над головой. Офицер императорской гвардии Стилион, сражавшийся в Египте и Сирии, в Болгарии и на Крите, в Италии и в Греции, принял на себя оборону города. Негромким, но привыкшим повелевать голосом командира он приказал оружейнику:
«Спустись со стены, подними заслон в трубе, идущей в ров от бассейна!»
«Но нам не хватит воды — здесь сейчас очень много людей», — растерянно пробормотал оружейник.
«Побежденным и мертвым вода не понадобится, — надменно прервал его Стилион, — а победители будут иметь сколько угодно воды в реке», — и такая сила прозвучала в словах Стилиона, что оружейник опрометью бросился выполнять приказ.
Между тем Стилион, подозвав Горислава, властно сказал ему: «Возьми сто умелых, хорошо вооруженных воинов. Пусть захватят с собой несколько мешков. Пробейтесь к нашему дому. Там возьмете два десятка тяжелых глиняных шаров, которые я сделал, и вернетесь с ними в детинец. Когда я взмахну платком или как только меня убьют, вы станете обстреливать печенегов из катапульт не камнями, а этими шарами. Быстрее».
Горислав, на протяжении речи Стилиона не сводивший изумленного взгляда с друга, молча повернулся и пошел выполнять приказ.
Стилион же одного за другим подозвал к себе тридцать воинов, велел им взять из загона лучших коней и по одному выезжать из верхних узких напольных ворот детинца. Пока отобранные им воины, как и все в детинце, вдруг понявшие, что это вождь, которому надо повиноваться, выполняли его приказ, Стилион, поднявшись на стену, убедился, что и оружейник и Горислав делали все, что надо. Вода, стремительно бьющая из трубы, быстро переполнила ров и, растекаясь по склону, сделала скользкими все подступы к детинцу со стороны реки и главных ворот. Неподкованные кони печенегов скользили и падали, их натиск на этом самом опасном участке ослабел. Горислав вместе со своими воинами, построенными острым клином, уже пробивался обратно к детинцу с полными мешками.
Тогда Стилион, вскочив на коня, с обнаженным мечом, выехал через узкие ворота и во главе своего маленького отряда стремительно поскакал по направлению к печенежскому хану. Таким внезапным и стремительным был этот бросок, что Стилион почти беспрепятственно доскакал до самого хана и скрестил свой меч с его изогнутой саблей. Хан зарычал от ярости, кожа на скулах его желтого лица побелела, и он вскрикнул:
«А, новый князь руссов, я отправлю тебя вслед за старым», — но едва увернулся от меча Стилиона.
Противники рубились молча, со все возрастающим ожесточением. Печенеги, прекратив бой, сплотившись в тесную массу, наблюдали за сражением, дикими воплями подбадривая своего хана. Стилион медленно отступил по направлению к детинцу. За ним двигался хан, а вслед и все печенежское войско. Стилион, на секунду оглянувшись, увидел, что печенеги находятся уже в пределах досягаемости выстрела из катапульты, и вдруг, резко рванувшись вперед, лицом к лицу, клинок к клинку, сшибся с ханом, насмешливо сказал: