Возврата к старому не будет
Шрифт:
– Прошу, товарищи, – громко сказал Трифонов. – Садитесь, пожалуйста, за стол.
– Надо вначале руки помыть, – возразил Росляков. – Как выехали из города, ни за что не держались, но руки все равно надо мыть.
– Вот этого мы не учли, – сказал Зимину Трифонов. – Умывальника-то нет.
Зимин нашел на кухне ведро, ковш, мыло и полотенце, скомандовал:
– За мной мыть руки у колодца.
Колодец хорошо был освещен из окон. Все с шутками и смехом подходили к Зимину, подставляли ладони. Он, не жалея, лил из ковша чистую
Ужин начался. Пили коньяк по потребности, запивали холодным брусничным соком. Закусывали кому что нравилось. Женщины и хозяева не дождались гостей, ушли спать. Зимин с Трифоновым в роли поваров и официантов подавали горячие блюда. Баранину, свинину отварную и жареную. Гарнир – картофель жареный и кашу гречневую. На посошок принесли диких жареных уток и рябчиков.
Чистов чем-то был недоволен, искоса бросал свои жгучие взгляды на Зимина. Зимин заметил его недовольство и попросил выйти на кухню.
– Анатолий Алексеевич, надо посоветоваться с вами по одному вопросу.
Чистов этого момента ждал и пришел на кухню.
– Ты что это, дорогой товарищ, – начал тихо Чистов, сверля взглядом Зимина. – Почему запретил Трифонову убрать иконы? Почему не поставили кровати? Где будем спать?
Зимин не поспел раскрыть рта для оправдания, как позвал Семенов:
– Анатолий Алексеевич, идите сюда.
Чистов вышел из завешанной полотняной занавеской кухни. Семенов встал, улыбаясь, заговорил:
– Товарищи, давайте поблагодарим гостеприимных хозяев. Я очень доволен ужином. Впервые в жизни я вижу на столе такое разнообразие закусок, и так искусно приготовленных. Вечер вместе с вами я провел словно в раю. В этой новой деревянной избе я с большой радостью и наслаждением вдыхаю чистый воздух, перенасыщенный кислородом, и все ароматы свежего дерева. Спасибо вам, друзья, за такой приятный ужин.
Семенов посмотрел на висевшие в углу иконы. Чистов, нахмурившись, поглядел на Зимина. Зимин подумал: «Ну и влип я с этими иконами». Чистов грубо повторил:
– Почему иконы не убрали?
За Зимина ответил Семенов:
– Анатолий Алексеевич, у советских граждан личная собственность охраняется законом. Поэтому в чужом доме хозяйничать не надо. Я родился в деревне, вырос в деревянной избе, только наполовину меньше этой. Отец и мать были религиозны, а особенно бабушка. При виде икон вспоминается далекое безмятежное детство. Анатолий Алексеевич, зажгите лампадку, – за Чистова зажег Трифонов. – Сейчас выключите свет и обратите внимание, какое значение имеет тусклый свет этой маленькой лампадки.
Когда выключили свет, при свете лампадки лики святых словно ожили.
– Смотрите, какая торжественность, – продолжал Семенов. – Веры мы не должны отнимать у старых людей. Они с верой в Бога родились, с ней и умрут. С молодежью другой разговор, здесь мы должны прививать им другую веру, веру
– Что вы, Василий Иванович, – запротестовал Чистов. – Ложитесь на кровать, белье чистое.
– Анатолий Алексеевич! Какой же я охотник, если спать буду в гостинице, в люксе.
Он подозвал Зимина и сказал:
– Веди на сеновал.
– Василий Иванович, – заговорил Чистов, – по стаканчику чая с медом?
– Спасибо, – ответил Семенов и вышел из избы. Чистов с Бойцовым, как тени, последовали за ним.
Сена у лесника было много, Семенов, не раздеваясь, зарылся в нем.
– Подъем в три часа, – объявил Зимин.
Послышался глухой ответ:
– Хорошо.
Росляков налил полный стакан коньяка, выпил, запил брусничным рассолом с медом, сказал:
– Сейчас старым костям пора отдохнуть. Я люблю тепло и мягкую постель, – разделся и лег на кровать. Остальные охотники разостлали матрацы на полу и легли.
Встали в три часа ночи. Зимин с Трифоновым никак не ожидали, что они будут организаторами охоты. Чистов строго сказал:
– Везите туда, где есть дичь.
Какая дичь, на кого охотиться – этого он сам не знал. Зимин предложил:
– Поедем в Королевку на Сережу, там все должно быть: глухари, тетерева и утки.
Так и решили Трифонов с Зиминым. До Королевки добрались с большим трудом. На востоке уже появилась заря. Вот-вот должно было выползти из-за горизонта солнце. Первая автомашина застряла, как говорят, влезла по уши.
– Пошли, товарищи, – сказал Росляков, – пока мы будем возиться с автомашинами, взойдет солнце и охоте конец.
Все ринулись в разные стороны, как тетеревята при объявлении матерью опасности. Чистов предупредил Зимина:
– Под твою личную ответственность оставляем автомашины. Далеко от них не уходи.
Зимин постоял возле застрявшей автомашины. Обошел кругом другую. Подумал: «Кому они нужны». Принял решение: «Пройду километр туда – десять минут. Километр обратно – еще десять. Это уже охота».
Издалека доносились выстрелы. «Они бьют дичь! – подумал Зимин. – Ясно, они, браконьеры, не оставят ничего для развода». Ему пришла счастливая мысль: «Я, возможно, окажусь счастливее их».
Он крался по просеке, которая почти примкнула к автомашинам. Ружье зарядил, в один ствол вогнал картонный патрон с дробью номер три, в другой – нулевку. Ружье нес наготове, со взведенными курками. Взоры его беспокойно бродили направо и налево.
Вокруг было чистое безоблачное небо да необозримые лесные дебри, разбуженные птичьим гомоном. Недалеко с задором закуковала кукушка. Просека вывела на бор. В редком бору, словно в переливные трубы, гудели дикие голуби вяхири, местное название – горлинки. Зимин не обращал на них внимания. Он мечтал о крупной дичи.