Возврата нет
Шрифт:
И она ничего не пропустила. Командир в полушубке, брат застреленного Павлом разведчика, подкрадывался со своими солдатами к племсовхозу по Исаевской балке снизу, а Павел с Жоркой лежали спиной к ним у пулемета за гребнем увала, наблюдая за большой дорогой — грейдером из станицы на город Шахты. Как только наступающие от станицы и от Вербного сибиряки, вставая на грейдере и по обочинам от него, начинали кричать «ура» и бежать к племсовхозу, Павел открывал из пулемета огонь. Пули, перерезая грейдер наискось, взбивали над ним облачка снежной пыли, и сибиряки опять ложились среди сугробов. И среди желтых полушубков на снегу все больше становилось красных.
Варвара хорошо видела, что за пулеметом все время управляется один Павел, а Жорка только помогает ему: подает какие-то коробки. Впереди пулемета, за которым лежали Павел с Жоркой, от русских пуль тоже ослепительно вспыхивала снежная пыль, но каждый раз ее сыновья успевали схорониться за гребнем увала. Со своего места им все хорошо было видно — и дорогу, и всю степь, и даже Задонье — и очень удобно было стрелять, а русские их достать не могли. Такое ее сыновья выбрали себе место. Это, конечно, все Павел, он тут каждую сурчиную норку знает в степи. Недаром комендант Герц никогда не мог обойтись без него, когда нужно было искать по окрестным лесочкам и хуторам партизан.
Теперь Герца в станице и духу не слыхать, и, пожалуй, он уже больше не вернется, хоть Павел и говорит, что немцы только выровняют фронт, а потом вернутся обратно. Что-то не похоже. Если бы они надеялись вернуться, то не бежали бы, как суслики весной от полой воды, не бросали бы свои машины и танки. Вон их сколько понапихано по всем балкам и логам в степи, куда ни глянь! Какие горелые, а больше целехонькие, как игрушки. Когда уйдет фронт, надо будет съездить туда с тачкой, поискать там немецких шинелей и всякого другого добра. Сукно у них на шинелях хорошее, можно и зимнюю юбку сшить, и жакет, и даже пальто. Если побольше поджиться, лучше всего их попороть, перекрасить и потом потихонечку сбывать в городе на толкучке. Теперь людям еще долго ходить будет не в чем.
А если получше в этих балочках поискать, то можно и не одну пару хороших немецких сапог раздобыть.
Из племсовхоза они, видать, тоже спешат поскорее убраться. По-за воловниками уже почти совсем не осталось машин, последние одна за другой вырываются на грейдер и как угорелые бегут в степь на Керчик. Вот сибиряки и намеряются обойти племсовхоз, чтобы отрезать его от Шахт, а Павлов пулемет мешает. Только поднимутся, загорланят свое «ура», сунутся на грейдер — и тут же носом в землю. И опять прибавляется на снегу красных пятен. Цветут, как тюльпаны в майской степи.
Всего один пулемет, а у немцев на него надежда. И получается, что, если бы не Павел с Жоркой, им бы ни за что не вырваться из совхоза.
А как же они решили быть потом с ее сыновьями — бросить их в совхозе? Только бы, значит, свою шкуру спасти… Вот что значит фашисты! А на что же тогда надеются ее сыновья, например Павел? Он старший. На Жоркино соображение надеяться нельзя, у него и раньше на уме всегда были только водка и бабы. И не должен же Павел, спасая немцев, допустить, чтобы его самого, с его умом и ухваткой, теперь так по-глупому обманули.
На что-то, значит, надеется, если продолжает строчить из пулемета без оглядки. На что же? Варвара еще немного проползла, оставляя за собой, как волчица, извилистый след в бурьянах и, присматриваясь получше, увидела неподалеку от Павла и Жорки двух верховых лошадей, спрятанных за Исаевской балкой в кустах терна. Терны были застарелые и такие густые, что даже по зимнему времени с одного взгляда
И еще Варвара разглядела, что оба коня были подседланы, при них были торбы и переметные сумы. На таких лошадях можно далеко ускакать, и не так-то просто их догнать, если, конечно, догонять их не на машине. Но Павел не глупой, чтобы уходить по степи от погони битыми дорогами. А по глухим дорогам, по высохшим руслам степных балок никакая машина за ними гоняться не станет.
Теперь она поняла и то, почему это Жорка, подползая к Павлу сзади, все время дергает его за край полушубка и указывает рукой на терны. Торопит уезжать, боится, что не успеют. А Павел, не оборачиваясь, отмахивается от него и опять прикипает к пулемету, строчит. Смелый, как отец. Тот в сельсовете сказал, что пусть его лучше на Соловки сошлют, чем он свою молотилку, быков и лошадей голодранцам в колхоз отдаст.
Но теперь эта смелость совсем ни к чему. Вон и последняя машина с немецкими солдатами вырвалась из-за воловника и помчалась в степь, к Шахтам. На усадьбе племсовхоза стало совсем пусто. И сибиряки все-таки уже перерезали грейдер, перебегая под пулеметным огнем, подбираются к самому совхозу.
И дались Павлу эти строчки, после которых остается на снегу красная прошва. Варвара увидела, что, не ожидая больше брата, Жорка скатился по заснеженному склону на дно балки и первый побежал к тернам, где стояли их кони. Тогда и Павел оглянулся, простучал последнюю строчку и, бросив на гребне увала пулемет, заскользил вниз по склону.
Она и не заметила, что поднялась из бурьяна во весь рост, стоит и смотрит, как ее два сына бегут через Исаевскую балку к своим спрятанным в тернах коням. И они бы добежали, если бы в это время из-за поворота балки по ее руслу не вывернулись вдруг, отрезая их от тернов, те самые русские солдаты, о которых она уже забыла.
Впереди бежал командир в полушубке, брат разведчика, застреленного из немецкого карабина Павлом. Стоя во весь рост, все, все она увидела своими глазами, хотя и не это надеялась увидеть. И то, как Жорка, увидев, что наперерез бегут русские, сразу же поднял руки и плюхнулся задом на снег, как мешок с зерном. И то, как Павел, продолжая бежать к тернам, выхватил пистолет и стал стрелять в командира, который первый хотел отрезать ему путь к лошадям, а командир, не стреляя, бесстрашно бежал под выстрелами Павла и, оборачиваясь, что-то кричал, махая рукой солдатам. Ей почудилось, что она расслышала, как он кричит высоким режущим голосом:
— Живь-ем! Живь-ем!
Должно быть, она услышала правильно, потому что и другие солдаты, не стреляя, полукругом охватывали терны, где стояли подседланные кони. Жорке теперь уже не нужен конь, он сидит на снегу, закрыв лицо руками, а Павел совсем близко от тернов, где стоит его лошадь. Варвара видела все. Русский командир, перерезая Павлу дорогу, уже вплотную сходился с ним у тернов. Теперь и она убедилась, что, не стреляя, он непременно хочет взять Павла живым, чтобы отомстить ему за своего братушку, а Павлу все никак не удается попасть в него из пистолета, никак не удается. Должно быть, трудно ему целиться сбоку и на бегу.