Возвышение Хоруса
Шрифт:
Локен свернул пикты обратно в файл и уже собирался выключить электронный блокнот, как вдруг впервые заметил еще один файл в памяти устройства. Он, вероятно намеренно, был задвинут в неприметное приложение к папке, подальше от любопытных глаз. Только маленькая цифра «2» говорила о наличии второй группы пиктов.
Спустя несколько секунд Локен вышел на приложение и открыл файл. Казалось, в папке были только удаленные или забракованные пикты, но подзаголовок гласил: «СЕКРЕТНО».
Локен открыл файл и включил просмотр. На маленьком экране блокнота постепенно проявился первый снимок. Он озадачил Локена. Изображение оказалось темным и не сбалансированным по цвету и контрасту, совершенно неразборчивым. Затем последовал еще пикт и еще один.
Локен
Перед ним был Джубал, или, вернее, то ужасное существо, в которое он обратился в самом конце. Обезумевший сгусток ненависти, ковыляющий навстречу наблюдателю.
Были и другие кадры. Их контрастность и свет казались неестественными, словно пиктер, на котором были запечатлены снимки, сам с трудом воспринимал сюжеты. На переднем плане виднелись отчетливые, прекрасно сфокусированные изображения капель пота и гноя, застывших в воздухе в момент съемки. Но образ за ними, тот, кто стряхнул эти капли, казался расплывчатым и неопределенным, хотя и очевидно устрашающим.
Локен выключил электронный блокнот и стал поспешно срывать с себя доспехи. Когда на нем не осталось ничего, кроме прочной искусственной полимерной оболочки, имитирующей кожу, он остановился и натянул длинный балахон с капюшоном, сшитый из грубой коричневой ткани. Локен прихватил электронный блокнот и браслет вокс-связи и вышел из комнаты.
– Неро!
Випус, полностью экипированный для боя, только без шлема, тотчас появился и озадаченно нахмурился при виде одеяния своего командира.
– Гарви? Где твои доспехи? Что происходит?
– Мне надо уйти по делу, – ответил Локен, торопливо застегивая на руке вокс-браслет. – В мое отсутствие командиром остаешься ты.
– Я?
– Я скоро вернусь.
Локен поднял руку с вокс-браслетом и настроил прибор в режим автосинхронизации с прибором Випуса. Маленькие лампочки на вороте доспехов Неро неярко вспыхнули, затем замигали в унисон с браслетом.
– Если ситуация изменится, если поступит приказ наступать, вызывай немедленно. Я не намерен уклоняться от своих обязанностей. Но я должен сделать еще кое-что.
– Например?
– Я не могу сказать, – ответил Локен.
Неро Випус молча кивнул.
– Как скажешь, брат. Я прикрою тебя и извещу о любых изменениях в обстановке.
Випус постоял еще некоторое время, пока фигура Локена в балахоне с надвинутым капюшоном не скрылась в сумраке одного из служебных переходов.
Каркази фатально не везло в этой игре, и он решил, что самое время напоить своих приятелей-игроков. Их шестерка, вместе с довольно инертными наблюдателями, занимала кабинку со столом в передней части Убежища, неподалеку от золоченых арок входа. Здесь были и летописцы, и свободные от нарядов солдаты, и корабельная прислуга, отдыхающая между вахтами, и даже несколько итераторов, хотя никто не мог определить, находится итератор на службе или отдыхает. Все смешалось в длинном людном зале, люди ели, пили, играли и разговаривали. В воздухе висел неумолчный гул голосов, прерываемый звоном бокалов. Кто-то играл на виоле. Убежище стало общественным центром всего корабля.
Еще пару недель назад пьяный второй помощник из инженерной службы объяснял Каркази, что на «Духе мщения», как и на любом другом корабле, никогда не было веселого общества. Только тихие пьянки после вахты и замкнутые игорные компании. Это летописцы принесли с собой богемные привычки на военный корабль, и обслуживающий персонал вместе с солдатами привык заглядывать к ним на огонек.
Итераторы и кое-кто из старших офицеров с неодобрением отмечали растущую популярность веселых сборищ, но и не запрещали их. Когда Комменус открыто высказал свое неудовольствие по поводу превращения «Духа мщения» в корабль для увеселительных прогулок, кто-то – Каркази подозревал, что это был сам главнокомандующий, – напомнил ему, что цель летописцев состоит в неформальном общении с участниками
По мнению Каркази, в настоящий момент это было наибольшим достижением летописцев: напомнить воинам экспедиции, что они тоже люди, и предложить им немного развлечься.
И постоянно обыгрывать в карты. Игра называлась «Главный щит», и использовалась для нее та самая квадратная колода, которую Каркази одалживал Мерсади Олитон. За столом сидели еще два летописца, младший офицер палубной команды, сержант хозяйственной части и артиллерист. В качестве жетонов в ход пошли золотые лепестки, которые кто-то легкомысленно содрал с одной из колонн в зале. Каркази не мог не признать, что летописцы самым ужасным образом злоупотребляли своим положением. Колонны не просто были ободраны до черного железа, но еще и покрыты различными изречениями и рисунками. На фоне неба за плечами древних героев появились стихотворные строки, а сами герои теперь смотрели в вечность поверх пририсованных пушистых бородок или из-под пиратских повязок. В тех местах, где стены были оштукатурены или покрыты обоями, появились целые трактаты новейших сочинений.
– Я пропущу эту сдачу, – заявил Каркази и отодвинулся от стола вместе со стулом, не забыв прихватить оставшуюся у него жалкую горсточку золотых лепестков. – Пойду, поищу чего-нибудь выпить.
Остальные игроки одобрительно закивали, а сержант начал сдавать карты. Палубный офицер, низко повесив голову и облокотившись о крышку стола, свел ладони в насмешливых аплодисментах.
Каркази поднялся и смешался с толпой в поисках Зинкмана. У скульптора Зинкмана всегда имелся запас выпивки, причем в почти неограниченных количествах, хотя источник этого изобилия для всех до сих пор оставался загадкой. Кое-кто утверждал, что Зинкман завел дружбу с командой климат-контроля, и они делились с ним запасами спирта. С позапрошлого вечера, после незаконченной партии в «Мерси-мерси», Зинкман должен был Каркази, по меньшей мере, одну бутылку.
Он спросил о Зинкмане игроков за двумя соседними столами, а потом подошел к нескольким разрозненным группам, разбросанным по залу. Мелодия виолы оборвалась, и кое-кто стал хлопать взобравшемуся на стол композитору Карнеги. Тот обладал неплохим баритоном и почти каждый вечер пел популярные оперные арии или исполнял чьи-то заявки. У Каркази тоже была к нему просьба. Взрыв хохота донесся от небольшой оживленной группы, рассевшейся на стульях и кушетках, чтобы послушать отрывки последней работы кого-то из летописцев. В одной из кабинок между когда-то золотых колонн Каркази увидел, как Амери Секлосс тщательно выводит красными чернилами свое недавнее произведение. Для своего рисунка она выкрасила участок стены украденной с корабельного склада белой краской. Под слоем краски исчезла часть портрета Императора, изображенного после триумфа на Циклонисе. Кто-нибудь обязательно выразит по этому поводу свое недовольство. Вокруг белого пятна остались разрозненные части тела всеми возлюбленного правителя.
– Зинкман? Кто-нибудь видел Зинкмана? – крикнул Каркази.
– Кажется, я его видел вон там, – отозвался один из летописцев, наблюдавших за работой Амери.
Каркази развернулся и встал на цыпочки, чтобы окинуть взглядом толпу. Сегодня вечером в Убежище было как никогда людно. В этот момент у главного входа появилась еще одна фигура. Каркази нахмурился. Чтобы увидеть нового посетителя, не стоило вставать на цыпочки. Закутанный в балахон, с опущенным капюшоном, этот человек настолько возвышался над всеми, что его было видно с любого конца зала. С собравшимися у него явно было очень мало общего. Общий шум в Убежище не стал тише, но появление незнакомца бесспорно привлекало внимание. Люди в зале перешептывались и украдкой бросали взгляды в его сторону.