Возвышение Королевы
Шрифт:
— Еще раз поранишься, и я свяжу тебя к чертовой матери, Аврора.
Мой ответ — шмыганье носом. Я не смогла бы говорить, даже если бы захотела. Мое внимание продолжает возвращаться к марле на его шее, к крови, которая пропитывает воротник его рубашки.
— Откуда ты знаешь, как это сделать? — спрашивает он тихим тоном.
— Ч-что? — справляюсь я сквозь слезы.
— Ты сказала, что знаешь, как это исправить.
Он льет дезинфицирующее средство мне на ладонь, но я даже не морщусь. Он уделяет особое внимание тому, чтобы вытереть свою кровь между моими пальцами
Это заставляет меня заплакать сильнее, чувства стыда и сожаления преследуют мои слова, когда я пытаюсь говорить:
— Меня п-порезали, когда я была молодой, и я-я сама зашила свою рану.
Не знаю, зачем я ему это говорю. Может, как и он, я пытаюсь отвлечься от настоящего.
— Почему ты не обратилась в полицию?
Я отчаянно качаю головой.
— Я им не доверяла. Я все еще не доверяю. Они ненавидели меня и, вероятно, обвинили бы меня в том, что я сделала это с собой. Я... вот почему я такж не отправилась в больницу, потому что они бы сообщили обо мне. Кроме того, если преступником была семья жертвы, я не хотела причинять им боль. Они испытали достаточно боли на всю жизнь.
— Вот так.
Он опускает мои забинтованные ладони на колени, и я погружаюсь в приятное ощущение, когда раны перестают пульсировать. Затем он вытирает то, что, я уверена, является беспорядком на моем лице, влажным куском ваты.
Мой лоб хмурится.
— Что?
— Вот причина, по которой ты не Максим. Ему было бы наплевать, если бы люди страдали, пока он получал свое удовлетворение. Тебя ранили ножом, и ты молчала, защищая других.
— Но я п-порезала тебя.
Слова горят у меня в горле.
— Тебя загнали в угол, и я уверен, что ты больше этого не сделаешь.
— Как ты можешь быть так уверен?
— Я просто могу.
Мой подбородок дрожит.
— Я... мне так жаль, Джонатан.
— Перестань извиняться.
— Но...
— Если ты не прекратишь, я тебя отшлепаю.
Мои внутренности сжимаются от этого обещания. Это чувство полной капитуляции перед вожделением, которое я испытываю к Джонатану, и есть причина, по которой я все разрушила. Я пыталась привлечь чье-нибудь внимание, чтобы они открыли дверь, и я могла убежать.
Тот факт, что он мог использовать мое тело против меня, напугал меня. Это все еще пугает, но теперь я чувствую, что нахожусь в измененной реальности. Теперь я не имею права думать ни о чем, кроме того факта, что причинила ему боль.
Я могла убить его.
Я могла потерять его раз и навсегда.
— Джонатан, я...
— Замолчи, Аврора.
— Но я...
Его рука обхватывает мое горло, а губы захватывают мои. Мои слова и слезы замолкают, и мысли рассеиваются в воздухе. Что-то подсказывает мне, что я не должна этого делать, но эта причина может быть проклята.
Я стону ему в рот, когда он овладевает мной полностью. У него вкус коньяка и кофе. Мне так нравится его вкус. Тот факт, что он смешивается с его древесным, пряным ароматом, кажется, будто я погружаюсь глубоко в него.
Мой язык встречается с его языком, не отставая от его темпа — или, во всяком случае, пытаясь. Он слишком напряжен
Все еще целуя меня, он переворачивает меня так, что я лежу на спине на матрасе посреди хаоса брошенной одежды, полотенец и простыней. Его рот покидает мой, и я тяжело дышу, мои губы распухли и воспалены, но я хочу большего. Мне нужно подтверждение того, что он прощает меня, что он видит, что я не хотела причинить ему боль.
Пальцы Джонатана сжимаются на моем горле, и я хватаю его за руку, не для того, чтобы убрать ее, а чтобы удержать как рычаг давления. Мне нужно за что-то держаться, и странно, что он единственное, к кому я могу обратиться.
— Не плачь больше. — его голос тверд и в то же время нежен. — Эти глаза не созданы для слез.
Прежде чем я успеваю до конца осмыслить его слова, он сползает вниз по моему телу и стягивает ночнушку до талии.
Я не стала заморачиваться с нижним бельем после утреннего принятия ванны, и рада, что не сделала этого.
Благодарный стон срывается с губ Джонатана, когда он скользит пальцами по моим складкам. Я уже забыла, каково это быть мертвой там, внизу. Джонатан заставлял меня хоронить эту часть себя с каждым оргазмом, который он вырывал из меня.
Теперь я даже не нуждаюсь в боли. Мне просто нужно его присутствие, и все мое тело воспламеняется, возвращаясь к жизни.
Он отпускает мое горло, и прежде чем я успеваю запротестовать, он встаёт на колени в ногах кровати и начинает раздвигать мои ноги.
Они расширяются по собственной воле, когда его пальцы скользят от моей сердцевины к внутренней стороне бедер, оставляя влажный след.
Я погружаюсь в это ощущение, когда язык Джонатана совершает длинный взмах. Моя спина выгибается над кроватью, когда волна удовольствия пробегает по позвоночнику.
Он держит мои бедра в безжалостной хватке, просовывая свой язык внутрь меня. Сначала это происходит медленно, будто он пробует меня на вкус.
Я никогда никому не позволяла опускаться на меня. Это казалось слишком интимным, и я просто не хотела от этого отказываться. Точно так же, как до того, как я встретила Джонатана, я никогда не опускалась на колени, чтобы сделать минет. Однако Джонатан один за другим преодолевал мои запреты, словно это его Богом данное право.
Чужеродное ощущение заставляет мои губы приоткрыться в нуждающемся стоне.
— Черт. — его голова выглядывает из-под моих ног. — Ты лучшее, что я пробовал.
А потом он снова начинает пировать на мне. Его неторопливый темп исчезает. Джонатан толкается в меня и выходит из меня в ритме, от которого мои конечности разжижаются. Мои соски превращаются в твердые камешки, натягиваясь на материал ночнушки.
Я хватаю его за волосы обеими руками, впиваясь пальцами в его череп, пока он безжалостно пожирает меня. Другого описания для этого нет. Джонатан не только ест меня, он претендует на меня. Владеет моим телом, но на этом не останавливается. В некотором смысле, это похоже на то, что он также охотится за моей душой.