Возвышение Королевы
Шрифт:
С тех пор как мы вернулись из дома Эйдена неделю назад, я не могу перестать наблюдать за ней. Не то чтобы я когда-либо был способен на это. Но сейчас все по-другому. Тот факт, что она могла — и хотела бы — соскользнуть в черную дыру, это возможность, которая может стать реальностью.
Я мог бы обвинить в том, как она перепутала факты, недостаток сна или нападение в Лидсе. В конце концов, в течение этих двух дней она испытывала сильный стресс. Однако что меня беспокоит, так это то, как она истерически настаивала на том, что все действительно
Вот как началось уничтожение Алисии. Она сказала, что кто-то следил за ней, а затем этот «призрак», как она его называла, отправлял ей голосовые сообщения и что-то шептал ей. Однако всякий раз, когда я просил ее показать мне, она не могла их найти.
Доктор говорил, что это были галлюцинации из-за стресса. Она стала невротичной, и постепенно ее психическое здоровье ухудшилось. Она спрятала таблетки, и это только ухудшало ее состояние.
В отличие от Авроры, Алисия не настаивала на том, что она не сумасшедшая. Она не кричала на меня, не била или что-то в этом роде. Она просто... отстранилась. Со временем она совсем перестала разговаривать и погрузилась в свой внутренний мир, куда на самом деле никогда никого не впускала — за исключением, возможно, иногда Эйдена.
Мой сын думает, что я мог бы обеспечить ее эмоционально, но он не знает, что она никогда не позволяла мне сблизиться. То, что она впустила его, еще не означало, что она впустила меня. Он думает, что она плакала из-за моего пренебрежения, но она плакала всякий раз, когда я пытался с ней поговорить. Она плакала, когда я просил ее принять таблетки. Она плакала, когда вернулась из Лидс, и писала в своих разбросанных дневниках, что уже скучает по Клариссе. Что она хотела похитить свою младшую сестру и отвезти ее и Эйдена туда, где их никто не сможет найти.
Она говорила, что они втроем были бы счастливы без «призрака».
Затем она сожгла эти дневники без всякой видимой причины, будто не хотела, чтобы их кто-нибудь читал.
Она стала параноиком до такой степени, что иногда отказывалась есть целыми днями, потому что «призрак» мог что-то подсыпать ей в еду.
Ни разу за всю нашу супружескую жизнь Алисия не подошла ко мне и даже не попыталась заговорить со мной. Забудьте о физическом аспекте. Из-за ее психического состояния и лекарств она стала асексуальной и ушла от меня. Она велела мне заводить любовниц, но я никогда этого не делал, потому что это означало неуважение к матери моего сына.
Единственные женщины, к которым я прикасался, были долгое время после ее смерти.
Единственным, на кого Алисия опиралась, был Эйден. В некотором смысле он был ее якорем, и когда он пропал из-за Эбигейл, ее душевное состояние вышло из-под контроля, а затем... она умерла.
Вот так вот просто.
Мог ли я сделать лучше? Возможно. Но между мной и Алисией была стена; иногда я думал, что она не та женщина, которую я впервые увидел на кладбище, а другим она казалась такой же, сломленной и потерянной.
У меня много сожалений,
На этот раз я не уйду, даже если она меня оттолкнет.
— И? — Леви наклоняется вперед, будто собирается перепрыгнуть через стол.
— Покончим с этим. — Эйден звучит скорее нетерпеливо, чем взволнованно. — И прежде чем вы что-нибудь скажете, вспомните, что вы провели ночь в моем доме.
— Эй! — Леви щелкает перед ним пальцами. — Нечестно. Она могла бы провести ночь у меня.
Мой сын смотрит на него свысока.
— Кто сказал что-нибудь о справедливости? Я собираюсь раздавить тебя, Лев.
— Откажись от своих бредовых таблеток, маленький кузен.
Поев с обеих тарелок, Аврора вытирает губы салфеткой.
— Я ставлю ноль.
— Ты не можешь поставить ноль, — протестует Леви.
— Да, поставь один. — Эйден указывает на того, что справа — его. — Ему.
— Мне жаль. Я не могу выбирать. — она улыбается мягкой, светлой улыбкой. — Оба стейка одни из лучших, которые я пробовала.
Леви выпячивает грудь, но вскоре после этого его внимание вместе со всеми остальными переключается на меня. Пять пар глаз наблюдают за мной, пока я наслаждаюсь мясом. Они хорошо приготовлены, на уровне того, что я предпочитаю, так что это одно очко за обоих.
— Со дня на день, Джонатан.
Эйден постукивает пальцами по поверхности стола, демонстрируя свое нетерпение.
В этом он похож на меня — я никогда не отличался терпением. Проблема Эйдена в том, что он может быть непостоянным. Не так сильно, как Леви, но может. Он научится лучше контролировать свою реакцию, когда вырастет.
— Да, дядя. Неизвестность тебе не идет.
Чувство сарказма Леви слишком похоже на чувство Джеймса. Иногда мне кажется, что рядом со мной сидит мой брат, а не его сын.
— Ни то, ни другое, — говорю я.
Выражения лиц Эльзы и Астрид смягчаются. Они ждали результата так же сильно, как и их мужья.
Аврора пинает меня под столом. Сильно. Заостренная часть ее пятки впивается в мою икру и остается там, но на ее лице появляется улыбка, которую все видят.
Трахните меня. В этой женщине есть огонь, и она не боится показывать его всякий раз, когда сочтет необходимым.
Я подавляю стон и кладу вилку на стол.
— Они оба хороши. Я не буду выбирать.
Пятка Авроры отстраняется от меня, но не раньше, чем она потирает свою ногу о мою, как будто успокаивает боль. Ее прикосновения нежны, заботливы — еще одна ее сторона, к которой я ужасно привык.
Прежде чем я успеваю схватить ее за ногу и удержать там, или, еще лучше, усадить ее ко мне на колени, она отступает и сосредотачивается на остальных.
Леви ухмыляется Астрид, которая гладит его по плечу, словно гордится им. Эльза берет руку Эйдена в свою, и самодовольный взгляд наполняет его глаза.