Возвышение Криспа
Шрифт:
Крупного рогатого скота в деревне не было. Весь крупный скот принадлежал кубратам. Коровы и быки олицетворяли в Кубрате богатство, почти как золото. Вместо быков крестьяне пахали на ослах.
Отца это крайне раздражало:
– У быков есть рога, к которым можно прикрепить ярмо, а ослам приходится привязывать его к шее, и они задыхаются при малейшем усилии.
Но Рух показал отцу специальный хомут для ослов, сделанный крестьянами по образцу упряжи, которую кубраты надевали на коней, запрягая их в юрты. На отца это произвело
– Кто бы мог подумать, что варвары способны изобрести такую полезную штуку?
Но изобрести способ выращивания винограда на северных склонах гор варварам все же не удалось, так что вместо него все ели яблоки и груши и пили пиво. Новопоселенцы не переставали ворчать по этому поводу, хотя некоторые сорта пива с добавками меда были почти так же сладки на вкус, как вино.
Отсутствие винограда внесло в жизнь не только серьезные, но и мелкие перемены. Как-то раз отец Криспа принес домой парочку зайцев, пойманных им на поле. Мать отбила мясо, начинила его чесноком – и застыла на месте.
– Как я могу завернуть его в виноградные листья, если их здесь нет?
Казалось, невозможность приготовить пищу так, как ей хочется, расстроила ее больше, чем насильственный угон в Кубрат; но именно такие мелочи больнее всего напоминали об оторванности от родной земли.
Фостий, погладив жену по плечу, обернулся к сыну:
– Сбегай к Руху и спроси, что Ивера употребляет вместо виноградных листьев. Ну, живо!
Крисп мигом примчался обратно.
– Капусту! – торжественно сообщил он.
– Это не одно и то же, – заметила мать.
Вкус и правда был другим, но Криспу понравилось.
Страдная пора наступила раньше, чем на теплом юге. Мужчины сжали сначала ячмень, а затем овес и пшеницу, пройдясь по полям с серпами. Крисп с ребятами шли следом, подбирая зернышки, упавшие на землю. Большую часть зерен бросали в мешочки, меньшую – в рот. После того как зерно было убрано, мужчины вновь прошлись рядами по полям, срезая золотистую солому и связывая ее в снопы.
Потом дети, взявшись по двое за сноп, оттащили их в деревню. А под конец взрослые, загребая ведрами навоз из навозных куч, удобрили поля для следующего посева.
Едва убрали зерновые, как приспела пора собирать бобы и рубить стебли на прокорм свиньям. И только засыпав зерно с бобами в глубокие ямы-хранилища – за исключением части ячменя, оставленного для пивоварения, – вся деревня наконец перевела дух.
– Когда нас сюда пригнали, я беспокоился, сумеем ли мы собрать такой урожай, чтобы продержаться до весны, – сказал как-то вечером отец Криспа, приложившись как следует к пивной кружке. – Но теперь, хвала Фосу, владыке благому и премудрому, я думаю, что еды нам хватит с избытком.
– Не спеши с выводами, – заметила мать Криспа.
– Будет тебе, Таце! Ну что еще может случиться? – улыбнулся отец. – Все убрано и надежно упрятано под землю.
А через два дня нагрянули
Отец Криспа долго стоял, глядя на пустые глубокие ямы, вырытые в песчаной почве на околице. А потом с чувством плюнул в одну из них.
– Саранча! – с горечью проговорил он. – Налетели и все пожрали, как саранча. Мы могли бы жить без забот, а теперь придется голодать до весны.
– Надо нам в следующий раз задать им трепку, Фостий, – сказал мужчина помоложе, угнанный из той же деревни, что и семья Криспа. – Отомстить им за этот грабеж.
Но отец Криспа печально покачал головой:
– Как подумаю, что они с нами сотворили, у меня тоже руки чешутся, Станк. Но, боюсь, они перебьют нас, как ягнят. Они солдаты, а солдатам положено брать все силой. Крестьянам же положено терпеть.
Рух по-прежнему соперничал с Фостием за влияние на деревню, но сейчас согласился и он.
– Четыре или пять лет назад деревня Гомату, что в паре дней пути на запад от нас, взбунтовалась против кубратов, – сказал Рух.
– Ну и что? Что с ней стало? – спросил Станк.
– А нету ее, – угрюмо ответил Рух. – Мы видели, как дым поднимался до небес.
Разговоров о восстании никто больше не заводил. Крисп по-прежнему считал, что напасть на кубратов с саблей, и копьем, и луком и прогнать их далеко на север, за реку Астрис, на те равнины, откуда они пришли, было бы самым славным подвигом на свете. В эту игру он с товарищами любил играть больше всего. Но на самом деле оружие, доспехи и кони были у кочевников, а главное – у них было и умение, и желание драться.
«Крестьянам положено терпеть», – вспомнил Крисп. Терпеть ему не нравилось. Может, это значит, что он не должен быть крестьянином? Но кем еще он может быть? Об этом у него не было ни малейшего представления.
* * *
Деревня пережила зиму, хотя такой суровой зимы Крисп отродясь не видал. Даже о праздновании Зимнего солнцеворота – дня, когда солнце на небе окончательно поворачивалось к северу, – пришлось забыть из-за свирепствовавшего на улице бурана.
Криспу до смерти надоело сидеть взаперти, неделями слоняясь по дому без дела. С южной стороны гор даже зимой выпадали денечки, когда можно было выйти и поиграть в снежки. Здесь таких дней было раз два и обчелся. Короткие пробежки на двор – вынести ли ночной горшок на навозную кучу или помочь отцу притащить дрова – обжигали таким морозом, что Крисп был рад вернуться в тепло, пусть даже дымное и душное.