Возвышение. Земли Ордена
Шрифт:
Изард вскинул на Седого взгляд горящих глаз:
— И не умеет думать, кому и что говорит?
— Старший! — Седой, как был на коленях, завалился вперёд, вбивая кулак в ладонь. — Я готов принять наказание за глупые слова главы!
Я вцепился в пальцы духа, сумев немного ослабить их хватку, сделать глоток воздуха и прохрипеть:
— Не смей… Мои слова и моё наказание.
Теперь Изард впился взглядом в меня, который оказался не только горящим, но и тяжёлым, овеществлённым, вдавил меня ещё сильней, пытаясь выбить из груди воздух, который я сумел вдохнуть с таким трудом.
— И как же я должен
— В чём же дерзость, учитель? — я толкнул из себя духовную силу, упёрся ей в ту плиту, что давила на меня, сдвинул, едва ли на волос, но мне хватило на новый глоток воздуха. — В желании познать мир?
— Леград! — рыкнул Седой.
Не обращая внимания на его вопль, я продолжил давить духовной силой, не отвёл взгляда от алого глаза Изарда и отчётливо увидел момент, когда он на миг стал синим.
Тут же давление ослабло, поддалось моему напору, отодвинулось от меня, ещё вдох Изард сжимал моё горло, а затем отпустил и его, встал, втянул в себя духовную силу.
Я трижды глубоко с наслаждением вдохнул, а затем встал и согнул спину:
— Старший, я прошу простить меня за любопытство, которое причиняет вам боль. Мы называем жителей павшей Империи Сынов Неба Древними и признаем, что у них было множество тайн, нам непостижимых. Тайна создания духов — одна из них. Я виноват, сравнив вас с теми, с кем не раз сражался, и с теми, кого вы так ненавидите.
Изард отвернулся, двинулся прочь, к беседке, которая сейчас плыла по небу шагах в ста от нас.
Но не просто двинулся прочь, а заговорил отвечая.
— Древние… Мы для вас Древние, а для нас Древние это, скорее, первокланы и те, кто заложил основы Империи. И чем больше лет проходило от появления Империи, тем сильнее расходились пути первых кланов. Тот путь, по которому шла Империя Сынов Неба и наши создатели, был сложней, но и давал больше. Путь Альянса Тысячи Сект был проще, но давал меньше. Справедливо это и для духов Империи и Альянса.
Я двинулся следом за духом, Седой тут же догнал меня и шёл в шаге с непередаваемым выражением на лице, то ли желая схватить меня за грудки и вытрясти из меня последнюю глупость, то ли готовый подхватить, если я свалюсь. С первым у него вряд ли что вышло бы, со вторым всё было не так плохо. Изард мог бы уничтожить меня за пару вдохов, но даже не сломал ни единой кости за все те долгие вдохи, что давил на меня.
Да, он немного безумен, но лишь немного. Скорее, он понемногу выплёскивает из себя злость, ненависть и, разумеется, безумие, не позволяя им накопиться. Так же, как я схватками на пределе проясняю голову. Два немного безумца. Мы нашли друг друга.
— Секты вырывают души идущих, заключают их в артефакты, складывают друг с другом, чтобы усилить мощь своих рабов. Сыны Неба никогда так не делали. Духи Сынов Неба — это суть и отражение их душ, пожертвованная ими частичка души. Как ты, лекарь души, жертвуешь целостностью своей души, чтобы подлатать чужую, так те немногие, кто освоил создание духов, жертвовали своей душой, чтобы создать нас. Именно поэтому духов так мало, гранд-реол Карзон, мой создатель, считавшийся одним из сильнейших создателей духов и вознёсший нашу семью к новым вершинам славы, создавал одного духа раз в десять-пятнадцать лет. Чаще это нанесло бы ему непоправимый
До беседки оставалось уже десять шагов. Снова. Изард замер, развернулся.
— Довольно об этом недоразумении. Талант создания духов встречался намного реже, чем талант лекаря душ. На десять тысяч Повелителей Стихии он обнаруживался лишь у одного идущего, не думаю, что что-то изменилось в ваши времена. Мы же вернёмся к тому, зачем и пришли сюда, — дух Изард повёл рукой, указывая на беседку. — Центр Небесного Павильона. О сути этапов мы поговорили.
Я был не согласен, но Седой, словно почувствовал, что я собираюсь задать новый вопрос, стиснул пальцы на моём запястье, и я сдержался.
— Итак. Зачем же идущие занимаются музыкой с раннего детства? Затем, что она помогает найти баланс, ощутить гармонию, усилить чувства, ощущения, восприятие и понимание мира, его законов и пути к Небу. Ты слаб в музыке, не достиг нужных высот мастерства, у тебя нет и достаточного жизненного опыта, который есть у твоих Властелинов, но шанс есть. Сейчас ты войдёшь в беседку и будешь играть на цине. Твоя задача не только играть, но и сосредоточиться на эмоциях, что она вызывает, заглянуть в себя и уловить, как твоя душа, твой дух и связанные с ним так называемые сила и стихия Неба отзываются на эмоции музыки. Играй, слушай себя, ощути эссенцию духовной силы и стихии, ощути сгущение самого духа — эссенцию духовной основы.
Седой отпустил мою руку, и я шагнул мимо Изарда к беседке, вошёл под её ажурный прозрачный свод, который не закрывал обзора, уселся на плывущие подо мной облака, достал цинь и прислушался к себе.
Ничего не ощутил. Ничего, что бы отличало этот Павильон Неба от любого другого места.
Дух Изард не дал мне прохлаждаться и задаваться вопросами.
— Играй. Из всех известных тебе мелодий выбери ту, которую ты можешь назвать мелодией грусти. Играй и грусти, вспоминай и грусти, ищи, что в тебе и в твоей энергии откликается на эту мелодию.
Я задумался. Грусть. С музыкантшей в жетоне я выучил больше десятка мелодий, но грустной могу назвать лишь одну. И, как назло, у неё самое сложное начало. Осторожно коснулся струн. Не хотелось с первым же звуком нарваться на гневное замечание духа.
К счастью, вроде удалось не промазать мимо нужных струн, Изард не поправил меня, да и занялся не мной.
— Вы чего замерли? Медитируйте. Один день медитации здесь равен десяти дням обычной медитации. Не позволяйте энергии, которую я сейчас трачу на работу Павильона Неба, пропадать зря.
Я сосредоточился на мелодии. Грусть. Мелодия начиналась едва слышно, как капли дождя, падающие на землю, затем звенела на струнах всё сильней, падала гаснущими искрами на облака, плывущие подо мной. Я старался, чтобы пальцы как можно мягче скользили по струнам.
Струны послушно отзывались на прикосновения, ну, во всяком случае, мне так казалось, на Изарда я старался не глядеть. Его здесь нет. Есть только цинь, струны и мелодия. Грусть.
Я старался совместить мелодию с тем, что сам когда-то пережил. С той грустью, которую испытывал каждый раз, вспоминая отца или оставшихся в Первом поясе товарищей и знакомых. Но этого ведь мало, верно? Если музыка — это познание мира через чужой опыт, то в этой мелодии нет моих друзей, но есть мир.