Впечатляющий пик
Шрифт:
И снова не хочу обсуждать Полину, не могу объяснить почему. Сегодня утром проснувшись, приоткрыл комнату в спальню дочери, поправил ей одеяльце, поцеловал в лобик. Солнце уже взошло, теплыми лучами лаская лицо Стеши. Не смог сдержать улыбку, когда она рукой пыталась убрать солнечные блики, щелкая себе по носу.
Прошел мимо собственной спальни, дверь была закрыта неплотно. Мне вдруг ужасно захотелось посмотреть на спящую девчонку, такую беззащитную, нежную. Едва удержал себя от желания опустить ручку вниз, но услышав звон посуды, обернулся.
Полина не спала,
– Доброе утро, - подпёр щеку рукой, разглядывая свою гостью.
Она убрала волосы в высокий хвост, надела штаны и безразмерную майку. Наверное, думала, что так выглядит менее сексуально. Наивная.
– Я ведь могу и привыкнуть, - погрузил ложку в тягучую бело-желтую массу, осматривая с ног до головы, как будто впитывая.
И на ее щеке играло солнце. А волосы, выпавшие из высокого хвоста, блестели золотом. Захотелось коснуться бархатной шеи, потянуть губами прядки, при этом руками сдавить талию, гораздо ниже, чем позволяли правила приличия. Откинуть хрупкую девушку на свою грудь, чтобы наши тела прижались, дополняя друг друга. Я нуждался в ее реакции, в сладком податливом отклике женского тела. Здесь, в моем доме, где все принадлежало мне, Полина была, как розочка на торте, которую желательно съесть в первую очередь. Но я не был уверен, что ей это понравится. Узнать бы, о чем или о ком она думала, стоя на моей кухне.
– Вам надо лучше питаться, - вернула меня на землю Полина, - у вас тяжелая работа, а вы вечно всухомятку, - строго ответила, что-то нарезая.
И вот я снова на горе, улыбаюсь, вспоминая ее серьезное лицо. Не понимаю, зачем ей за мной ухаживать. Нет, думать об этом плохая идея. Вообще не стоит думать о Полине.
– Не знаю, как Жанна к этому относится, - бурчу себе под нос, иду вперед, надеясь, что Пашка от меня отстанет.
– Она девчонка еще совсем, приехала к моей дочери, - в который раз повторяю одну и ту же фразу.
Поворачиваюсь, впихивая ему кусок обивки, который со своей рукой обхватить не могу.
– Дмитриевич, очнись! Какая девчонка? У тебя в доме взрослая женщина, красивая и горячая. Она даже лучше, чем я себе представлял, когда о ней Витька рассказывал.
От слов друга по телу пробегает дрожь, которую я не могу контролировать. Я знаю, что она хороша, даже сейчас чувствую ее аромат. Эти духи, они теперь повсюду в моем доме. Издевательство какое-то. Мое жилище пропахло Полиной.
– Ты правда думаешь, что кто-то поперся бы к тебе из другого города, чтобы развлечь твою дочь? Ты себя послушай, Глебушка? – похоже для моего друга теперь это главное развлечение в жизни.
– Она к тебе приехала.
Беру несколько крупных кусков, перетягиваю веревкой.
– Расслабься. Она мне обязана, вот и приехала помочь, - пыхчу, не слишком удобно, когда рука перевязана, смотрю на гору, пытаясь определить сколько еще придется потратить времени, чтобы все очистить.
Не хочу рассказывать о том, что Полину травили. Это ее тайна, и ни к чему о ней распространяться.
–
Он мой друг, мы знакомы тысячу лет, у нас разные вкусы, обычно мои женщины его мало интересовали, и наоборот. Но я вдруг резко вскидываю голову, замирая на месте. Мои длинные темные волосы падают на лицо, ноздри раздуваются, как у дикого голодного хищника.
– Не вздумай, - огрызаюсь, не ожидал от себя.
Откуда такая реакция? Пашка смеется, качая головой, хитро смотрит на меня искоса. А я отворачиваюсь, громко выдыхая накопившийся от злости в груди воздух. Совсем сдурел. Запах гари почти прошел, снова ощущается чистота и свежесть гор.
Мы постепенно спускаемся, у самого подножья останавливается дорогая тачка, выкрашенная в блестящий черный цвет. Подъезд сюда разрешен только машинам скорой помощи, ну и, конечно, московскому начальству. Разве же они дотащатся сюда со своими животами.
– Доброе утро, Глеб Дмитриевич! – вылезая с заднего сидения, кричит один из заместителей главы МЧС, наглый и пронырливый Славницкий.
Вытираю ладони, готовясь к не слишком приятному рукопожатию. Объезжает свои угодья, хорошего не жди.
– О притащила нелегкая, сейчас нам будут премию раздавать, - шепчет на ухо Павел.
– Ага, догонять и снова раздавать.
Доходим до блестящего автомобиля.
– Чем заслужили, Сергей Борисович?
Оглядывается, собирая носом воздух, потягиваясь и зевая. Хозяин жизни, не иначе.
– Хорошо у вас тут, чисто, - смотрит на меня взглядом готовящегося к прыжку тигра, а губы улыбаются.
– Так ведь провальная операция, Глеб Дмитриевич, приехал лично отругать. Кучу сил потратили, личный состав повредили и никого не спасли, нехорошо.
– Как не спасли? – встревает Пашка. – Двоих же вытащили!
– Издохли, совсем, в карете скорой помощи. Медленно отряд у тебя, Глеб Дмитриевич, работает, еще пару таких заходов и придется мне на твое место кого-то пошустрее ставить.
– Сами знаете, что лучше Глеба никого нет, - не унимается друг, а я качаю головой, морщусь, прошу замолчать.
– Ваша воля, – хладнокровно подымаю руки.
Славницкий присаживается на капот, расстёгивает пиджак, засовывая руки в карманы дорогих блестящих брюк.
– Жалоба на тебя, Глеб, - противно цокает языком, рассматривая меня с ног до головы, - телка из сопровождения автобуса с детьми накатала. Там, - тычет пальцем в меня, - вы, кстати, тоже хренова сработали, много трупов.
– Она вылезла и ни одно дитё не спасла, - в который раз встревает Пашка, отвязывая от дерева свою собаку, - правильно Глеб ее пристыдил!
Славницкий снова зевнул, на Павла не смотрит, продолжая сверлить меня.
– Ваша задача не оценивать поведение пострадавших - это дело психологов и специальных служб, а доставить пострадавшего с места трагедии к месту госпитализации. Так что старайтесь тут, как следует.
Встал, размял шею, сдул пылинку с капота, выжидая, из машины выбежал водитель и открыл перед ним заднюю дверь.