Вперед, безумцы! (сборник)
Шрифт:
Обогнув мыс, Сатурнов сбавил обороты двигателя и на тихом ходу, описав длинную орбиту, проследовал в пустынную бухту. Около торчащих из воды жердей-вех заглушил двигатель и, понизив голос до загробного, бросил нам с Валерием:
— Вы давай на весла и тихо, без плеска гребите вдоль вех.
Привязав сеть к вехам и развесив на них керосиновые фонари — как мы поняли, чтобы рыба шла на свет, Сатурнов величественно, прямо инопланетянским жестом указал нам курс к берегу.
На гальке, среди колючего кустарника Сатурнов раздул костер, Степаныч достал съестные припасы, бутыль наливки, и мы с Валерием вновь отправились
Под утро мы спихнули лодку в воду, подгребли к вехам и стали выбирать сеть, заполняя отсеки лодки серебристой кефалью. Сатурнов снова командовал, но уже повеселевшим голосом.
А потом мы коптили кефаль во дворе дома Сатурнова, встречали и провожали посельчан, с которыми щедро делились уловом, готовились к застолью. В Гурзуф вернулись ночью; уставшие, осовевшие от питья и еды, переполненные впечатлениями, плюхнулись на постели и моментально уснули.
Спали долго, и когда проснулись, было уже не до работы — с непривычки от физической нагрузки болело все тело, от обильного застолья трещала голова, но тем не менее встали в неплохом расположении духа.
— Да, вчера мы классно провели времечко, — проговорил Валерий, потягиваясь. — Ради одного такого приключения стоило сюда прикатить.
Я согласился, но заметил, что все же не мешает пойти окунуться в море, чтобы окончательно прийти в себя.
Мы пришли на пляж. Почему-то после маленького рыбацкого поселка, затерянного в узком ущелье, нас потянуло к простору, шумным, людным местам. Похоже, рассказы моряков о странствиях заронили в нас зерна какого-то беспокойства, желание узнать другую жизнь, а поскольку мы не имели возможности сразу же отправиться в заморские страны, ринулись на пляж, в гущу отдыхающих.
Лучшая часть пляжа принадлежала «Спутнику» и была огорожена внушительной стальной сеткой. Перед входом висела предостерегающая надпись: «Посторонним вход воспрещен». Под надписью, поигрывая дубинкой, на стуле восседал сторож.
— Мы вылитые иностранцы, — сказал Валерий, намекая на наш художнический вид. — Спокойно пройдем.
Но не тут то было. Наметанным взглядом сторож сразу определил нашу принадлежность и просто буркнул:
— С иностранцами общаться запрещено!
Не менее наметанным взглядом, чем у сторожа, Валерий разглядел в стороне дыру и хотел было направиться к ней, но я отговорил его от этой унизительной процедуры.
Мы спустились на примыкавший городской пляж, сделали долгий заплыв и расположились под тентом, рядом с шумной грузинской семьей. Глава семьи, волосатый толстяк, объедал сочный персик и беседовал с соседом, выходцем, судя по говору, с Украины.
— …Здесь все не то. И море хуже, чем у нас на Кавказе. Там море, скажу тебе, у-у! А в Тбилиси был? Не был! Я там родился. А живу в Кутаиси. В Тбилиси меня все знают. Спроси портного Гогу Киднадзе, тебе любой скажет: «О, Гога, это человек!»
— Да, в Тбилиси я не был, — с сожалением вздохнул украинец, жадно посматривая
— Ну, тогда ты ничего не видел, — заключил грузин, выплевывая косточку.
Мне стало скучно от этой болтовни, я почувствовал, что мы с Валерием приблизились к черте, за которой начинаются безграничные возможности для безделья.
— Мы работать-то будем? — повернулся я к своему соавтору.
— Успеется, — Валерий безмятежно развалился на гальке. — Чтобы садиться за работу, нужен запал, нужно загореться, а мы с тобой в каком-то подвешенном состоянии.
Грузин начал рассказывать про какие-то роковые страсти кавказцев, какую-то легенду о том, как один идиот выменял жену приятеля за иностранную машину и как брат этой жены поджег машину и спихнул в пропасть.
— …И правильно сделал, — заключил грузин трагическим голосом. — Хороший парень. Я его знаю. Всегда молчит. Мужчина и должен мало говорить. Сделал дело, и все.
Я поднялся и пошел к воде. Сплавал только к буйку, но когда вернулся, Валерия под тентом не было.
— Вы не видели, куда пошел мой приятель? — обратился я к беседующим мужчинам.
— Хм, куда! К девушке, конечно. Куда может пойти молодой мужчина? — поражаясь моей тупости, ответил грузин и схватил очередной персик.
Я принял это за шутку, приличествующую обстоятельствам — на пляже, в зоне видимости, действительно было много красивых девушек, но, как выяснилось, грузин не шутил.
Валерий явился домой в полночь, и, несмотря на темноту, вокруг него было настоящее сияние.
— Я без памяти втрескался! — гаркнул он, тараща глаза и тиская меня в объятиях.
Потом так отчаянно бросился на постель, что я подумал, он хлопнулся в обморок. До рассвета он легкомысленно хихикал и бредил:
— …Она золотоволосая, в экзотической одежде… искусствовед… работает здесь, в доме, где жил Пушкин… рядом с ней я сам не свой… Никогда столько не нервничал из-за женщины.
Я истолковал его состояние, как обычный солнечный удар, но на следующий день он потащил меня знакомить со своей красавицей.
Она стояла посреди зала, обыкновенная, веснушчатая девчонка, в полупрозрачном платье, с бело-розовым цветком в волосах — этакое эфемерное, вафельное создание. Тонким голосом она что-то тараторила экскурсантам. Увидев нас, смолкла и покраснела, потом вырвалась из группы, подбежала к Валерию и шепнула:
— Я освобожусь через часик. Подожди меня, пожалуйста.
Теперь мы с Валерием встречались мельком: на рынке или у кино-театра. И он все время был с искусствоведшей, причем их отношения уже выглядели явно небезобидными. Домой он возвращался под утро с выражением чего-то полутайного на лице. Я даже заподозрил — он намеревается остаться в Гурзуфе навсегда.
Через пару дней я перестал анализировать события и, предавшись течению жизни, тоже познакомился с девушкой Таней, студенткой из Ленинграда.
Она шла по набережной в жарком, колеблющемся мареве. На ней было ослепительно белое платье, и издали она казалась прямо-таки стеклянной. А за ней, в искривленном пространстве, тянулся шлейф поклонников; словно среди зеркал эти поклонники множились, превращаясь в пеструю толпу.
Она подошла ближе, красивая, загорелая — прямо мулатка, только светлые волосы и глаза выдавали ее славянство. Я сказал прямо: