Вперед в прошлое 2
Шрифт:
Вот это новости! Дед-то, оказывается, все это время интересовался, как живет его сын!
— Так ты знаешь адрес деда? — улыбнулся я. — У тебя письма сохранились?
Она мотнула головой.
— Нет. Не сохранились. Помню, что улица Перова или как-то так.
— Перовская. Есть в Москве такая улица, — кивнул я.
— Отец те письма сжег, а меня чуть не убил и потом месяц клевал. Сказал, что если еще раз отвечу — развод. Я и перестала. Дед еще три года писал. Рома говорит, один раз даже приехал…
— Надеюсь, он после этого
Мне подумалось, что письма прекратились не потому, что дед сдался — он ведь мог умереть! И тогда мы найдем разве что памятник на кладбище.
— Слышь, брателло, — продолжила Наташка, — ты ж утром на рынок? Давай я — на рыбалку, а ты — по своим делам? Заработаю чуть на ботинки себе.
— Да вообще без проблем, — пожал плечами я.
Борька слушал наши взрослые разговоры, зевая, и наконец улучил момент, вставил свои пять копеек:
— А Юрка нашел, где жить? Или он тут у нас, в ДОТе? — В его голосе читалось искреннее беспокойство.
Надо же, Каюк Борьку обижал, а братец за него переживает! Да ему в священники надо! И при этом в моей реальности из него вырос гнилой скользкий интриган. Вот как так?
— Бабушка его приютила, — сказал я. — Надеюсь, они поладят, Юрка неплохой, только невоспитанный.
— Нормальный оказался, да, — признала мою правоту Наташка и спросила: — Так а с треньками что?
— Занимаемся завтра вечером в семь, как дела поделаю.
Она закатила глаза:
— Я вся болю, сегодня еле встала.
— А кому легко, — буркнул Борька. — Я тоже болю, и че?
Тренировки как-то придется совмещать с торговлей, чтобы команда не разбежалась. Такие вещи здорово объединяют людей, порождают чувство локтя. Нужно будет придумать какой-то слоган или тайный знак, дабы подростки ощутили свою причастность к чему-то тайному и великому.
— Давайте, дети, спать, — зевнув, предложила мама. — Был трудный день.
— Хорошая мысль! — Я ответил зевком на зевок и поплелся в душ.
Подходил к концу вторник, вместивший целую жизнь: я узнал, что мама тяжело больна, чуть не погиб в автокатастрофе и нашел в отце человека. Завтра не менее насыщенный день: надо позвонить с утра бабушке, узнать, уговорила ли она тетку, потом метнуться на рынок, выяснить цены на абрикосы, вечером погонять молодежь…
Нет, до того, как погонять молодежь — зайти в гости к Илюхе и узнать, займут ли мне его родители тысяч тридцать. Я не планировал возвращаться из Москвы без денег, но нужны были и лекарства, и оборотные средства. И еще неплохо бы придумать, что можно возить из Москвы сюда. У нас город портовый, шмоток, «сникерсов» и сигарет достаточно, и удивить людей трудно.
Если все пойдет, как я планирую, послезавтра будем собирать первую партию товара, чтобы рвать в Москву в пятницу. В воскресенье утром будем там, во вторник — здесь. И опять — выспаться,
И, да, еще же дед Шевкет! Надо подумать, как его найти.
Проснулся я по будильнику в семь, принял душ, побежал к телефонной будке, чтобы связаться с бабушкой, и обнаружил трубку, свесившую оборванный провод. Вот козлота! Ну кому она мешала? Я выругался. Следующая будка аж возле Илюхиного дома. Я бросил взгляд на окна бабы Вали на третьем этаже. У нее есть телефон. Сейчас полвосьмого. Но сон стариков чуток и короток, обычно они просыпаются рано. Вдруг она уже встала?
На счету каждая минута, потому я наплевал на тактичность, взбежал на третий этаж, постучал к ней, прислушался. За дверью завозились, баба Валя глянула в глазок и сразу же отворила дверь.
— Извините, что так рано. Мне срочно надо позвонить…
— Я не спала, проходи, Павлик.
Бабулька посторонилась, пропуская меня к телефону.
— Как себя чувствует мама?
Я замер с трубкой в руке. Соседка беспокоится о психическом состоянии мамы после разрыва с отцом или знает о ее болезни? Если второе, неудивительно: мы живем в селе, тут быстро расходятся вести.
— Вы о чем? — спросил я, набирая по памяти бабушкин номер.
— Тоня сказала, что она больна…
Я вскинул руку, услышав гудки, и баба Валя кивнула, тактично замолчала и отошла в сторонку, кутаясь в платок. Гудки, гудки, гудки. Ну давай, ответь!
Но бабушка не ответила — видимо, возилась со скотиной или была в огороде. Положив трубку, я повернулся к соседке. Лучше рассказать все как есть, чтобы вредная бабка Тонька не распускала нелепые слухи. Ведь что знают двое, знает все село.
— Рак щитовидной железы…
Соседка закрыла лицо руками и совершенно искренне прошептала:
— Как же так! Она ж молодая совсем!
— Эта дрянь не щадит никого. Но диагноз — не приговор. Хорошо рано обнаружили, будем лечиться, поедем на операцию в Москву. Вы бы тоже проверились, баба Валя.
Старушка задумалась, качнула головой.
— Пожалуй, да. Проверюсь.
— Снимок легких, — напомнил я.
Где-то читал, что рак у молодых лечить сложнее, он более злокачественный и быстрее дает метастазы, потому что обмен веществ интенсивнее. У стариков он может тихонько развиваться годами и после операции реже дает рецидивы.
— Будешь конфету? — старушка шагнула в крошечную кухоньку, зачерпнула из тарелки горсть леденцов.
Интересно, где ее родственники? Есть ли у нее дети или выросли — и упорхнули?
Я не стал отказываться — ей необходимо о ком-то заботиться. Пусть.
— Можно еще позвонить?
— Конечно, Павлик!
Я набрал бабушку Эльзу еще раз, в этот раз она ответила.
— Привет, ба. Как дела? — проговорил я сходу. — Что тетя Ира? Будет помогать?
— Куда Ирка денется! Обещала договориться с коллегами резервного поезда…