Вперед в прошлое 5
Шрифт:
— Она всегда ходит с толпой. Они грозились мне лицо порезать. Я боюсь. — Гаечка передернула плечами. — Парни за меня не впишутся, потому что девчонок бить плохо и все такое. Так что я одна, а их как минимум трое, и они вообще без башки.
В той реальности, помню, Гаечка как-то долго не приходила в школу, а когда появилась, под слоем пудры угадывался бледнеющий кровоподтек.
Подумалось, что можно бы через Карася выйти на Катьку и переговорить с ней, но так я подставлю Гаечку — это все равно, что родителей подписать.
—
Гаечка еще раз передернула плечами, посмотрела на меня с ужасом.
— Она боксом занимается года два!
— Ты не ее должна побить, а свой страх. И показать, что не боишься отребья. Иначе так и будешь бегать.
Гаечка тяжело вздохнула, я продолжил:
— Наедь на нее, когда мы рядом. Она придет на разборки, ты выкати претензии и вызови ее.
— Мне страшно, — жалобно проговорила она, искривив рот, словно хотела заплакать. — Но я сделаю это.
Домой я пришел в три дня. Наташка уже делала уроки, Борис рисовал. Мама гремела посудой на кухне, а потом принялась нарезать лук — точь-в-точь, как в первый день, когда я стал взрослым. Тогда она расстроилась из-за отца. А теперь что?
Войдя в кухню, я старательно не замечал ее красных глаз. Что же такое, черт побери?! Чтобы отвлечь ее, я отчитался об успехах в учебе и спросил, как у нее дела — просто из вежливости спросил, не рассчитывая на ответ.
Глава 14
Мы — сила!
Мама отложила нож, кивнула на стул — присаживайся, мол, и ее прорвало. Она воткнула нож в доску и выпалила:
— Гайде Синаверовна увольняется!
Так звали врача, с которой мама сидела на приеме. Я округлил глаза. Что угодно ожидал услышать, но только не это. Ну а почему нет? Если полжизни проводишь на работе, то коллектив невольно становится второй семьей, проникаешься проблемой каждого. А мама там работает почти двадцать лет, и с Гайде они отлично ладили.
— Почему? — спросил я, стараясь не выдать облегчения, ведь для мамы это настоящая утрата, ей нужно сочувствие.
— Из-за главврача. Она к Гайде придирается, подставила, вот. Типа та взятку взяла! Типа больной нажаловался, а Гайде ведь никогда! Она всех всегда примет и выслушает, и схему лечения подберет правильную. Ее все любили! А звезда должна быть одна. Единственный врач нормальный уходит от нас. Ненавижу!
На языке крутилось: «Это предсказуемо» — но я смолчал. Мама взрослая, пусть учится делать выводы и принимать решения. В глубине души я надеялся, что она наконец уволится из этого гнилого места и хотя бы перейдет в более адекватное. На то, что она станет мне помогать, я особо не рассчитывал, полагая, что вреда от нее будет больше, чем пользы.
— Мы с Паевской попытались подбить коллектив на забастовку, типа, если уйдет Гайде, то уйдем все мы, и нас сразу же сдали!
— Ну а чего ты хочешь?
— Что мне теперь делать? — воскликнула мама. — Я теперь враг народа!
Уронила лицо в ладони, она затряслась. Я растерялся, сраженный когнитивным диссонансом. Меня буквально разрывало на тысячу хомячков. Ощущение было, как когда прибегает ребенок в слезах и жалуется, что сдох кузнечик, которого он держал в банке. Надо малышу посочувствовать и утешить его, ведь для него это настоящее горе… Так видел я-взрослый. А для меня-настоящего мама оставалась взрослым, который вроде как ответственный за нас, детей.
А-а-а! И что делать мне? Главное — не воскликнуть радостно: «Да уволься ж ты наконец!»
Ну не понимаю я мышей, которые жалуются и продолжают есть кактус. То нахамили, то обобрали, то выгнали за свой счет, чтобы сэкономленное положить в карман — работа мечты!
Но сейчас я был взрослым, а мама — маленькой напуганной девочкой.
— Мам, если бы ты знала, как я тобой горжусь! — сказал я. — Ты не побоялась сказать «нет» беспределу! Ты очень сильная, раз у тебя хватило смелости возглавить восстание. Ты можешь уйти вместе с Гайде. Вы ж отлично ладили.
— Она уходит в кардиологию, я не хочу в процедурный! Там тяжело, и зарплата маленькая.
Я скрипнул зубами, но сказал:
— Переходи в другую поликлинику.
— Это далеко от дома! И участок достанется самый запущенный, все надо начинать с нуля.
Да твою ж налево! «Я хочу, чтобы место, где меня обижают, стало таким, как мне нравится».
— Что бы ты ни сделала, я всегда буду на твоей стороне, — повторил я фразу, которую часто говорили в кино и которую вроде как хотят услышать жалующиеся женщины.
В кухню заглянула Наташка, которая нас слышала, и выпалила:
— А я — не буду! Тупость какая! Я думала, ты заболела! Волновалась, а тут… Тьфу! Пошли их и вали! Иначе — сожрут.
Мама протяжно всхлипнула, скривила рот полумесяцем и снова зарыдала. Наташка всплеснула руками и удалилась, издав то ли рык, то ли крик негодования.
— Я на работу идти боюсь, — шепотом пожаловалась мама. — Вызвали, предложили уволиться… или уволят. А может, забудут, а? — О, сколько надежды прозвучало в ее голосе!
— Не забудут. Подставят, уволят по статье. Например, потеряют ампулу морфина, которую ты сдашь после того, как уколешь ракового больного. Осудят за наркоторговлю. Оно тебе надо?
Судорожно вздохнув, мама приложила ладони к пылающим щекам и пролепетала:
— Куда я пойду?
— Посидишь дома, успокоишься. С бабушкой посоветуешься, а там решим. Сейчас ничего решать не надо.
— Как не надо?! А работа?
— Напишешь заявление по собственному…
— Не могу. Татьяна Паевская будет бороться.