Вперед в прошлое 8
Шрифт:
Мама остановилась напротив меня, взбудораженная, с блестящими глазами, и проговорила:
— Ты просил узнать насчет телефона. Нужно прийти, написать заявление, и нас поставят в очередь. — Она помолчала и добавила: — Но говорят, в плане нет телефонизации нашего дома, так что можно ждать своей очереди годами, но… — Она замолчала и требовательно посмотрела на меня.
— Взятку хотят? — догадался я.
Мама закивала и сделала грустное лицо.
— Сколько? — спросил я.
— Много. Сорок тысяч!
Я
— И как быстро они подключат телефон, если заплатить? — поинтересовался я.
Думал, месяц придется ее дергать, чтобы она сходила в «Ростелеком», а это случилось в течение несколько дней. В лесу кто-то сдох? Земля сошла с орбиты? Свистящий рак охрип на горе? Что с ней случилось? Я слушал, и ушам своим не верил. В чем же подвох?
— У нас нет таких денег! — всплеснула руками мама. — Еще проще поставить параллельный с соседями телефон. Если они согласятся, пять тысяч — и аппарат будет у нас. Но мы будем слышать их, а они — нас. Ну, или подключиться через блокиратор…
— Нам это не подходит. Только собственный номер. Так все— таки, как долго его будут подключать?
— Неделю— две, — ответила она.
Я не удержался, спросил:
— Ты сама это узнавала?
Ее щеки вспыхнули, она отвела взгляд.
— Нет. Рассказали на работе. Тоже хотели телефон, но сорок тысяч…
— Значит, пойдем писать заявление, — потер руки я.
— У нас нет таких денег! — повторно воскликнула мама.
— Есть. Дед обещал прислать, чтобы он мог звонить нам, когда захочет.
— Он с ума сошел?..
— Он на фруктах столько зарабатывает за три дня, — успокоил ее я. — А мы — единственные его близкие люди. Кстати, он звал нас в гости на Новый год, я пригласил его ответно. Надеюсь, ты не против.
Мама успокоилась, что ей не придется тратить деньги, задумчиво посмотрела на свое отражение в зеркале, улыбнулась себе. Впервые вижу ее такой сияющей!
— Давай завтра в пять напишем заявление? — предложил я и приготовился, что она начнет изворачиваться, потому что ей лень после работы куда— то ехать.
— Давай! Сегодня уже никак.
— Ты куда— то собралась? — предположил я.
— Да, — просияла она. — В театр! В честь дня рождения завода.
Она снова согласилась слишком легко, и я опять заподозрил, что в чем-то меня обманывают. Решив вопрос с мамой, завороженный ароматом блинов, я пошел на кухню. На скрип двери Наташка обернулась и кивнула на три тарелки:
— Молоко прокисло, мать и напрягла меня. Вот просто блины. Это — с картошкой, это — с мясом. Сметана в холодильнике, бабушкина.
Я уселся за стол. Минут на десять мир перестал существовать, я уплетал блины за обе щеки, готовый урчать, как голодный кот.
— Гастрономический оргазм! —
Наташка рассмеялась, перевернула очередной.
— Хочешь поджаристый, чтобы хрустел?
— Ну что ты делаешь! Я же лопну!
— Так сделать? — Обернувшись, сестра подмигнула.
— Моя смерть будет на твоей совести, но — да, да, ДА!
Положив мне в тарелку обещанный блин, она выключила газ и села напротив, подперев голову руками, заговорщицки прищурилась.
— Мать, похоже, на свидание собралась. Мужик у нее появился!
— Она сказала, в театр… В будний день разве есть спектакли?
— Специально для них — есть! Я не играю там, это старая постановка. Но ты посмотри на маму! Она же вся светится. Я ей волосы покрасила хной. Руки, вот, не отмылись.
Наташка показала руки, все в ржавых разводах.
Почему-то было трудно поверить, что у мамы появился сердечный друг. Я-взрослый погиб в сорок шесть лет, и я отлично помнил мои-его романы в столь преклонном возрасте. Мало того, дед (ДЕД!!!) — тот еще ходок! Но все равно про маму — не верилось.
Но — ровно до того момента, когда она вышла из своей комнаты накрашенная, нарядная, с прической в стиле Мерилин Монро и волосами, отливающими медью. Куда подевалась та серая, вечно напуганная, всем недовольная женщина?
— Офигеть, — только и выдала Наташка, она покончила с блинами и валялась на диване с литературой.
Увлеченный рисованием Борис тоже повернул голову и отвесил челюсть, не удержался и выдохнул:
— Мама! Какая ты у нас красивая! Как с картинки.
— Он обалдеет, это точно! И влюбится, если еще не влюбился! — сделала комплимент Наташка.
У мамы вспыхнули щеки, она потупилась:
— Опять ты за свое! Нет у меня никого. Это же — театр! Надо хорошо выглядеть.
Наташка хитро улыбнулась.
— Ага, ага, типа поверили. Ко мне на премьеру ты так не наряжалась! И не красилась!
— Прекрати! — начала злиться мама, и Натка примирительно подняла руки.
— Ладно, типа серьезно верю!
Накинув плащ, мама убежала, застучали ее каблуки по лестнице. Наташка подбежала к окну — посмотреть, одна ли мама, или ее кто— то встречает.
— На дороге стоит, — отчиталась сестра. — А винзавод-то — на пригорке! К нему идти надо.
Не сговариваясь, мы с Борей побежали к ней. Чтобы мама нас не заметила, Наташка выключила свет. В сгущающихся сумерках деталей было не разобрать, лишь фары автомобилей иногда выхватывали из темноты стоящую на обочине женщину в длинном плаще.
— Говорю вам — хахаль у нее, я такое сразу чую, — гнула свою линию Наташка. — Ща посмотрим, что у него за тачка. Сто пудов он с тачкой! И женатый.
— Чего сразу женатый? — проворчал Боря. — Вдруг нет?