Впереди разведка шла
Шрифт:
Второй пулеметчик бросил свой МГ и кинулся к напарнику. Мы тоже рванули вперед — Григорьев, Брусков, Багаев, Ермолаев...
А пулеметчика уже догонял Алешин. Он коршуном сбил с ног немца, заломил ему руки... Потом схватил за воротник и волоком потянул к оврагу. По пути перекинул на спину МГ на желтом ремне...
— А как же с бифштексами, командир?—спросил Багаев, выражением лица напоминавший школьника, лишившегося обеда.
— Бери!
Багаев присел у лошади, маленьким топором отсек от туши заднюю ногу, накинул на нее веревочную петлю и поволок по снегу.
А в овраге с Алешиным сидел пленный, недоуменно таращил глаза. Был он обут в особые валенки на деревянной
— Нихт шиссен! Их бин пролетариер*...
* Не стреляйте! Я — пролетарий... (нем.)
— По морде видно, что ты рвал цепи капитализма,— язвительно заметил Алешин.
Пора отходить. Как говорили в старину — с богом! Я поднял ракетницу.
Как по заказу, ударила по высоткам наша артиллерия: там с грохотом начали рваться снаряды, взметнулось в небо темно-бурое облако. Грозная музыка, но как она ласкает слух! У ребят даже лица посветлели. Успокоился и ефрейтор из 15-й пехотной дивизии, только кряхтит, добросовестно тащит за собой веревку с «бифштексом»...
«Дома» встречает Гриша Захаров, бросается мне на шею. Осматривает взятые «трофеи».
— Вот это дело. Да из сего провианта наш кок Леонов может сделать «меню рояль» — королевский харч.
Закончился этот поиск тем, что ефрейтора отправили прямо в штаб к Свиридову, где, по словам генерала, тот кое-что «прояснил». Разведчики соорудили знатный ужин, а меня с обмороженной ногой отправили в сан-роту.
На рассвете 18 февраля противник в Ряженом был атакован, но уже не в лоб, а с флангов, подвижными группами автоматчиков. Просачиваясь сквозь вражескую оборону, они внезапно напали на расчеты орудий, пулеметные гнезда, прокладывали себе путь огнем и прикладом. Хорошо поработали и наши артиллеристы с минометчиками, танкисты.
К вечеру гвардейцы полностью очистили хутор от фашистов, а те, кто уцелел, спешно отступили на новые оборонительные позиции, подготовленные на реке Миус.
— Бежит немец. Огрызается, но бежит,— сказал после Гриша Захаров.— Якорей не хватает задержаться. Растревожил Русь-матушку — подставляй теперь морду, получай сполна, что причитается...
Нас выводили в резерв. В подразделениях почти не осталось боевой техники, остро сказывалась и нехватка людей. Итак, передышка!
Командиры и политработники подводили итоги боевых действий. Личному составу бригады было чем гордиться: вместе с корпусом она прошла тяжелый путь, прошла через лютую стужу, снежные бураны и заносы суровой зимы, через гибель людей... Поэтому к бойцам нашего соединения, сражавшимся в этот период, живым и погибшим, целиком можно отнести возвышенные слова, которые после войны я прочитал в Сталинграде: «Железный ветер бил им в лицо, а они все шли вперед, и снова чувство суеверного страха охватывало противника: люди ли шли в атаку — смертны ли они?!»
Вскоре нас, двух старших сержантов — меня и Мишу Григорьева,— откомандировали в Ростов на курсы младших лейтенантов разведки. Командовал этим ускоренным «ликбезом» майор Денис Федорович Неведомский — человек по натуре суровый, враг всяческих условностей и послаблений. На занятиях и в беседах он, как гвозди, вколачивал истины: разведка не школьная доска, где ошибку можно стереть тряпочкой; к противнику пренебрежительно не относись — он не наивный, необученный простачок, его не так легко сковырнуть из седла, нужно думать, постоянно «шевелить серой массой», чтобы обмануть его, обвести вокруг пальца; взял пленного — береги как самого себя; попалась офицерская сумка — береги ее вдвойне, иная сумка, набитая
Потекли дни напряженной учебы. Мы отрабатывали приемы наблюдения, ориентировку днем и ночью на местности, действовали в составе разведдозоров пешком и на колесах, проводили поиски и устраивали засады, учились бесшумно «снимать» часовых и захватывать «языков», изучали немецкий язык по словарям и разговорникам, документы противника — карты, приказы, солдатские книжки, письма, средства радиосвязи, подрывное дело. Осваивали приемы рукопашного боя, особое внимание уделяли владению своим и трофейным оружием. О последнем не раз напоминал майор Неведомский. Он говорил: «Философ Платон запрещал входить в его дом тем, кто не знал геометрию. Разведчика, который не знает в совершенстве свое оружие и оружие противника, на задание посылать нельзя». Это сравнение имело глубокий смысл.
В процессе учебы мои практические навыки, приобретенные непосредственно в боевой обстановке, обрастали теорией, все больше и больше сложное, рискованное ремесло разведчика входило в кровь и плоть.
Бесспорно: на войне каждому полной чашей пришлось испить отпущенное ему солдатской судьбой — пехотинцам, танкистам, артиллеристам, связистам, саперам... Но они действовали, как правило, сообща, в составе подразделений, чувствуя поддержку оправа, слева, с тыла, а если падали, сраженные пулей или осколком, имели надежду быть подобранными санитарами, отправиться в тыл. Наш же фронт — без флангов и тыла. Разведчики действовали мелкими группами, иногда и в одиночку. В любой миг могла измениться обстановка, произойти встреча лицом к лицу с противником, встреча, которая требует исключительной выдержки, мгновенной реакции, находчивости, хитрости. Нужно обладать аналитическим складом ума, уметь предугадать, как в запутанной шахматной партии, ход неприятеля, найти нестандартное решение, чтобы выжить, сохранить людей, доставить важные сведения, документы противника, «языка»... А еще для разведчика важен товарищ. Чтобы смелый, ловкий был, службу знал. И готов был, как говорили в старину, за тебя не пожалеть живота своего. Неспроста слова «с ним я пошел бы в разведку» и сегодня звучат как самая высокая похвала.
Большим событием для нас стало учреждение нагрудного знака «Отличный разведчик». В газете «Красная звезда» была опубликована передовая статья «Настойчиво повышать разведывательную грамотность!», которую мы даже законспектировали в своих рабочих тетрадях. В ней, в частности, подчеркивалось: «Пренебрегать работой войсковой разведки, означает... обречь себя на глухоту и слепоту. Пренебрегать изучением противника, пренебрегать разведкой означает действовать наобум, упуская возможности для победы, рискуя поставить свои войска под удар. В то же время, чем лучше командир знает, с кем именно он дерется, — тем вернее он действует, тем больше его успех».
Занятия подошли к концу. Нам вручили погоны с одной звездочкой, соответствующие документы. Курсы я окончил с отличием. Теперь с нетерпением ждал возвращения в бригаду.
И вот, как говорится, дома. Но радость возвращения омрачилась неожиданным обстоятельством — в разведроте должности для меня не оказалось. Бойцы, с которыми ходил в разведку, попали в другие подразделения. Не встретил и бывшего матроса Захарова. Он снова попал в родную стихию — на море. Гриша был отличным разведчиком, но всегда с грустью говорил: «Не могу, командир, привыкнуть к тому, что ноги в пехоте, а голова на флоте».