Врачеватель. Олигархическая сказка
Шрифт:
– Дай мне дня три, Лариса. Мне обязательно надо кое-что доделать. Клянусь тебе, завтра же закажу билеты.
– Да знаю я все твои клятвы. Сколько раз уж собирались. И дела твои знаю. Все, как в болото, затягивает. Я бы сама давно поехала. Просто знаю, что он нас вместе ждет. Потом целый год переживать будет: почему его любимый папочка не приехал.
– Больше такого не будет. Сегодня что, вторник? На субботу заказываю билеты. Все. Решено.
Лариса вытерла рукой заплаканные глаза.
– Мне час назад твой Петрович звонил, – шмыгая носом, сказала Лариса.
Пал Палыч ощутил, как за долю секунды
– Петрович? А как он узнал твой телефон?.. Ну да, конечно… И что он от тебя хотел?
– Да вроде ничего. Извинялся за вчерашнее. Ты что, этой проститутке свой кабриолет подарил?
– Скажи, Лариса… Только соберись. Тебе его голос не показался знакомым? Он тебе никого не напомнил?
– По-моему, нет, а что?
– Точно?
– Да точно. Слушай, а чего ты так напрягся, будто кол проглотил. И что у тебя вообще с этим Петровичем происходит? А ну, давай, выкладывай.
– Я не знаю, что произойдет, но то, что происходит, уже знаю наверняка. Только я не хочу, чтобы ты об этом думала. Лучше готовься к субботе. К сыну полетим! Наконец-то! Кстати, ты знаешь, где учится твой сын?
– Как где? В Англии.
– Дураку понятно, что в Англии. В каком университете?
– Да иди ты к черту! В Кембридже, конечно.
– Молодец! Правильно. Вот об этом и думай.
– О чем?
– О субботе! О ней, родимой. Ты хоть понимаешь, что уже в субботу я увижу сына? Хочешь стихи послушать?
«Там, где бродит вечность,Там цветут сады.Дивный мой наследник,В них родишься ты».– Красиво?
– Красиво. А чьи это стихи?
– Не поверишь, сам сочинил. И даже запомнил.
– Да будет тебе заливать-то, пиит доморощенный.
– Тем не менее это правда, Лариса. Можешь не верить, а жаль.
– Да ладно, уж поверю. Трезвым, поди, сочинял, если запомнил?
– Как горный хрусталь. И музыку к ним. Впервые в жизни.
Пал Палыч почувствовал, как в области груди, где, как принято считать, находится душа, к нему возвращается боль. Она стремительно нарастала и становилась мучительной. Пал Палыч прислонился к спинке стула, закрыл глаза и положил руку на больное место.
– Что, опять?
– Ничего. Пусть поболит. Это полезно. Я потерплю. Жаль, что Филарета нет рядом. Он бы меня вылечил.
Ужин остался нетронутым. Поднявшись на лифте на третий этаж, где размещались их давно уже раздельные спальни, Лариса спросила мужа: «Паша, может, я с тобой побуду?»
– Спасибо тебе, не нужно. Ты иди к себе, отдохни. А за меня не волнуйся. Поболит и отпустит. В первый раз что ли? Во всяком случае сегодня не помру. Это я точно знаю.
– А давай я с тобой лягу. Прижмусь, как раньше, расскажу тебе все сплетни за день, ты меня обнимешь крепко, скажешь, что моя грудь самая красивая на свете и что более страстной натуры ты в своей жизни не встречал…
Пал Палыч обнял Ларису и нежно провел рукой по ее волосам. Она всем телом прижалась к нему.
– Да. Более страстной и более противоречивой натуры я в своей жизни не встречал, но сейчас это будет выглядеть нелепо.
– Ты, как всегда, прав, – еле сдерживая слезы,
Он поцеловал ее, и они разошлись по разным комнатам.
Войдя в свою спальню и подойдя к кровати, Лариса обеими руками схватилась за лицо.
– Господи! Филарет! Зачем? Как же все глупо в этой жизни! – она упала на кровать и, не думая о том, что ее могут услышать, громко зарыдала.
Пал Палыч же лежал в своей спальне, на своей кровати, тупо уставившись в потолок. Он отчетливо слышал Ларисины рыдания, так как по какой-то непонятной причине оба не удосужились закрыть за собою двери, чего раньше, надо отметить, никогда не случалось. Пал Палыч встал с кровати, вышел из комнаты и, подойдя к Ларисиной двери, закрыл ее. Вернувшись к себе, закрыл свою. Взяв с тумбочки телефон, сел на кровать и, поискав на дисплее нужный номер, нажал кнопку соединения.
– Эмиль Моисеевич? Здравствуй, матерый крючкотворец. Не разбудил? Хорошо, давай сразу о деле. Мне надо, чтобы ты срочно составил полное завещание на Сережу, моего сына. Ты все про нас знаешь, и все необходимые данные у тебя имеются. Завтра, скажем, к девяти пятнадцати у меня в конторе, успеешь? Хорошо, к девяти тридцати. За скорость и ночной тариф оплата, как понимаешь, в тройном размере. Жду.
После разговора с нотариусом он сразу же набрал следующий номер.
– Сергевна, привет. Это я – твой прямой и непосредственный начальник. Чего делаешь? На кухне куришь? Я тебе сколько раз говорил, чтобы ты бросала. В общем так, лишу премиальных и урежу зарплату к чертовой матери. Как это тебе плевать? А, ты у нас акционерка! Извини, забыл. Слушай, Нинуль, мне надо, чтобы ты завтра всю эту байду, которая называется Совет директоров, собрала часикам к десяти. Не получится? Спят, что ли, долго? А когда?.. Идет, давай к одиннадцати. Кто? Господин Чижиков? Ничего, отсутствие господина Чижикова для нас не катастрофа. Все, Нинуль. Много не кури. До завтра.
Дверь тихо отворилась, на пороге появилась Лариса. Заплаканная и в ночной рубашке.
– Пашка, мне что-то совсем плохо и тоскливо. Можно я все-таки сегодня у тебя переночую? Ну в кои-то веки!
– Да ложись ты уже, неугомонная. Места хватит. Даже для Ленина.
Она запрыгнула в постель и укрылась одеялом.
– А зачем нам с тобою нужен Ленин?
– Ну как?.. Он же всегда с нами. Или уже нет? Только учти, подруга, я ставлю будильник на семь часов, а ты у нас к такому графику непривычная.
– Ты же знаешь, что я все равно не проснусь.
– Откуда мне это знать, Лариса Дмитриевна?
– Так, все. Тихо. Давай, читай мне свои стихи.
Глава третья
Омерзительный звук мобильного телефона Пал Палыча, казалось, мог и мертвого поднять, но только не Ларису Дмитриевну. Она спокойно посапывала на противоположном краю широченной кровати, эгоистично натянув на себя практически все одеяло.
Пал Палыч открыл глаза, взял телефон и выключил эту богопротивную мелодию. Сны, как и прошлой ночью, Пал Палыча не посещали, хотя спал он не так крепко и выглядел невыспавшимся. Ему вовсе не хотелось нежиться в постели: просто он чувствовал, что проснулся уставшим. Однако выработанная за долгие годы привычка вставать рано и сразу взяла свое. Встав с постели, он направился в душ.