Врачеватель. Олигархическая сказка

Войновский Андрей Сергеевич

– Антоша, хочу, чтобы ты меня правильно понял. Я не буду продавать этот комбинат.

Шлыков вскочил со своего места и стал расхаживать по кабинету, нервно закусив губу. Затем остановился и, взяв себя в руки, сел обратно в кресло.

– Так. Спокойно. Ты не хочешь его продавать именно итальянцам?

– Я вообще не хочу его продавать.

– А что ты тогда хочешь?

– Это вопрос следующий. Свой процент, оговоренный в контракте, ты в любом случае получишь.

– Да на кой черт мне сдался этот гребаный процент?! – Шлыков снова вскочил со

своего кресла.

– Значит, я думал правильно. Твоя ставка все-таки на итальянцев.

– Да! На итальянцев! Дальше что?!

– Извини, Антоша. Похоже, что я решил окончательно.

Повисла пауза. Они долго и не отрываясь смотрели друг другу в глаза. Первым молчание нарушил Шлыков.

– Мне сначала показалось, что ты заболел, но теперь вижу, что это не так. Я не знаю, что ты там задумал, но ты, Паша, предатель. Полгода кропотливой работы – коту под хвост! Знай, Паша, я тебя ненавижу.

– Я это знал, Антоша, и без Баторинского комбината. Но твоя искренность не может не вызывать у меня уважение.

– Да срал я с высокой колокольни на твое уважение! И на тебя тоже, сволочь!

Он резко повернулся и направился к выходу.

– Стой, Шлыков, – очень спокойно сказал Пал Палыч, но Антон Григорьевич сразу остановился. – Смотри на меня. Сутки тебе на раздумье. Завтра здесь же и в это же время со своими чистосердечными извинениями. В противном случае сотру твою контору в мелкий порошок. Вместе с тобой, естественно.

Шлыков криво улыбнулся.

– А не боишься, что можешь не дожить?

– Касательно тебя – не боюсь. Ты всегда был прыток, но на деле – кишка у тебя тонка, Антоша.

– А я не о себе, Пашенька. Я что? Червяк. Но есть и анаконды. Я же о тебе, дорогой, беспокоюсь, ибо здесь «тенденцию» чую с твоей стороны. А вот это уже страшно.

Он вышел, сильно хлопнув дверью.

Пал Палыч подошел к окну. Внизу, во внутреннем дворе здания, где располагалась стоянка для парковки машин со спецпропусками, наметилось движение. Автомобили разных мастей, но непременно представительского класса друг за другом въезжали во двор.

– Слетаетесь, господа-товарищи. Что ж, милости прошу.

Он отошел от окна и подошел к сейфу. Открыв его, достал тонкую черную папку. Закрыл сейф и, подойдя к столу, положил на него папку.

В аэропорту «Внуково-2» к только что приземлившемуся самолету подогнали трап. По нему спустился человек. Человека звали Игорь Олегович Скрипченко. Он сел в лимузин и в сопровождении ГАИ и двух спецмашин через главные ворота выехал на Киевское шоссе в направлении Москвы.

Благодаря постоянно перекрывавшемуся движению по ходу следования эскорт промчался без остановки через весь город до Старой площади, остановившись напротив центрального подъезда большого серого здания. Человек вышел из лимузина и, не пройдя и десяти шагов, скрылся во внутренней части этого здания.

Ровно в одиннадцать часов Пал Палыч вошел в громадную комнату, специально предназначенную для заседаний

Совета директоров, где посередине стоял немалых размеров овальный стол с симметрично расставленными креслами вокруг него. Все приглашенные, кто в это время оказался в Москве, находились уже здесь. Взоры собравшихся были обращены к стоявшему в дверях Пал Палычу. Все молчали. Молчал и Пал Палыч. Секунду-другую он стоял, не двигаясь, затем, закрыв за собою дверь, спокойно прошел к оставленному для него центральному креслу и, положив перед собой черную папку, сел за стол.

Гнетущее молчание затягивалось, и Пал Палыч понимал это. Он мог предположить, что «прыткий» Шлыков уже успел поделиться своими впечатлениями о состоявшейся накануне встрече с кем-нибудь из членов Совета, со многими из которых у него были отношения и общие дела. Если это так, значит, знают все. А если знают, то преамбулы не потребуется.

– Господа, рад вас видеть. Думаю, не стоит тратить время на риторические вопросы о моем здоровье, поэтому предлагаю вам сразу перейти к делу. Но все же, для начала, здравствуйте, господа!

Совет директоров сдержанным гулом ответил на приветствие Пал Палыча.

– Итак, с помощью элементарного арифметического действия смею предположить, что вместе со мною нас десять человек. Кворум, господа?

Все присутствующие согласно кивнули головами.

– Отсутствуют: господин Чижиков… Я так понимаю, по строго заведенному графику он всегда в это время на Багамах…

– На Вануату. У него там фазенда, – поправил Пал Палыча один из членов Совета.

– Прошу прощения, на Вануату. Не знал. А также господа Гостев, Кулбужев, Щетинин. Кворум, господа. Осталось выбрать председателя на сегодняшнее заседание.

– Раз уж ты нас в такую рань собрал, ты, Пал Палыч, и председательствуй. Вношу предложение. Думаю, никто не будет против. Голосуем? – спросил у собравшихся седой мужчина с коротко подстриженной бородой. – Единогласно. Можем начинать.

– Благодарю за доверие.

Пал Палыч поднялся со своего кресла и подошел к стоявшей неподалеку доске, взяв с ее полочки фломастер.

– Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам… – он улыбнулся. – Нет, ревизор нам не страшен. Мы солидная, богатая компания с идеальной прозрачной бухгалтерией. Я пригласил вас, чтобы на ваше усмотрение внести свое конкретное предложение в связи с продажей Баторинского комбината зарубежным инвесторам, и… И очень рассчитываю на ваше понимание и вашу поддержку.

Судя по тому, как после его слов лица членов Совета синхронно уставились в стол, Пал Палыч окончательно убедился, что Шлыков уже поработал.

– И тем нее менее, господа, прошу минуту вашего внимания.

В левом нижнем углу доски он нарисовал первый квадрат, вписав в него слово «кредитор».

– Если нам не изменяет память, в свое время мы специально создали фирму, которая стала так называемым «большим кредитором», и по решению арбитражного суда забрали основные средства у дышащего на ладан Баторинского комбината.